Зажмурился, мотнул головой, снова открыл глаза. Видение не исчезло. Не статуя. Человек, и живой: сидит, равновесие кое-как держит. И без единой тряпочки на фигуре, обуви тоже никакой, как и следует Афродите пенорожденной... Нет, скорее уж "грязерожденной"! С мифических высот спустимся на почву реальную: барышня вывалялась в грязи. А судя по кровоточащим ссадинам на носу, разбитым губам и свежему синяку под глазом, ей или набили лицо, или она не раз и не два со всего маху приложилась им об асфальт. "Сколько ей лет?" - соображаю. Судя по всему, не больше двадцати. Вроде бы ситуация предельно ясна: ночная бабочка, и кто же виноват... Нетрезвые бродяжки, гулены, искательницы приключений - явление обычное. Во всяком случае, для этого района города. Заявляю ответственно: постоянно таких встречаю, особенно по выходным в ранние часы. Но голую - в первый раз! День меж тем все больше вступал в права. Скоро улица наполнится прохожими, дети в школу пойдут... Срочно требовалось что-то делать. Но что? Мамзель меж тем очухалась, подняла на меня мутный взор. - А где девочка? - спросила. - Какая девочка? - Девочка с нами была. С пацанами мы гуляли. Потом они... Разговоры все потом. Сейчас главное - убрать эту куда-нибудь с глаз. Сгребаю ее в охапку и несу. Как невесту из дворца бракосочетания. Из ближнего двора вышла женщина. Меня с ношей увидела, глаза округлила и обратно в калитку юркнула. А "ноша" меж тем на моих руках пригрелась и стала мирно посапывать, пузыри пускать. Нет, думаю, надо тормозить, пока меня с этой в милицию не загребли - оправдывайся потом. Иду вдоль ограды 22-й школы. И тут созрело, наверное, единственно правильное решение! Семи еще нет, в школе наверняка только сторож. Подхожу к двери, гулену ставлю на босые ноги и стучу. Грохот такой, что должен слышать весь околоток. Через минуту открывается дверь. Барышня снова у меня на руках. Сторож - пожилой мужчина - пугается. - Что, мертвая?! - Живая пока. Давай ее пристроим куда-нибудь, пока я за машиной сбегаю. - Только на такси, - стоит на своем красотка с набитым лицом. И держится, как ни в чем не бывало, без разных там стыдливых жестов. Все, мол, в порядке вещей. И она как бы одета. Только костюм на ней особенный - эротический. Подсадил свою подопечную на подоконник, ее грязные, как картошка, ноги повисли в воздухе. Девица прислонилась к оконному косяку и снова засопела. - Куда звоним? - спросил сторож. - В милицию? Тут следовало подумать. - Хр-р-р... - послышалось с подоконника. И опять детские пузыри на разбитых губах. Ребенок. Большой ребенок, попавший в трудные обстоятельства. - ...В милицию звоним? - переспросил сторож. - Давай-ка лучше в "скорую". Мол, подобрали на улице замерзшую девушку... не только замерзшую, подумал я. Наверняка было изнасилование, возможно с травматическими последствиями. В грязи сидела голым телом... на холодной земле. А что милиция? Девчонке и так досталось. В ожидании машины с красным крестом плащик ей сообразил - на помойке валялся. Снизу доверху застегнул, получилось почти прилично. "Скорую" встретил во дворе. - В машину ее, - распорядилась старшая. А объект вызова только глаза таращит. Что делать - опять взял ее на руки и по коридору, по ступенькам. Когда разместил в "скорой" свою "драгоценную" ношу, извинился за непрофильный, возможно, вызов. - Все сделал правильно, - заверила доктор. "Больная" тем временем полностью сориентировалась и даже, кажется, протрезвела. Сказала, что зовут Наташей, что ей девятнадцать... Долго еще стояла "скорая" в школьном дворе. Видимо, шло оказание необходимой медицинской помощи. Врач показалась мне человеком понимающим. Реалистичным и рассудительным. И к девушке, которая всего два года назад стояла на торжественной школьной линейке по случаю последнего звонка в нарядном платьице, потом праздновала с одноклассниками начало взрослой жизни, - к ней, получившей достаточно серьезный урок, "скорая" (очень хочу в это верить!) отнеслась со всей возможной человечностью. ...Эту историю - да в назидание бы всем прочим "наташам"! Чтоб урок был впрок. Хотя бы перед очередным выпускным балом.