Вышинский - фамилия знаковая К воротам КПП ведет разбитая, как зековская жизнь, дорога. У ворот горстка разномастных автомобилей, снуют люди в камуфляже, затвором лязгают лагерные калитки. О нашем приезде здесь знали заранее, почему и встречал нас начальник воспитательного отдела УВ 14/3 Вячеслав Белоусов. Минутная формальность по выписке пропусков - и мы в кабинете у начальника зоны Александра Вышинского. Окна выходят на контрольно-следовую полосу, схожую со спиной бурундука. Взрыхленная полоска земли тянется вдоль всего периметра забора. Полковник Вышинский - крепкий мужик. Влитой отутюженный камуфляж, седой "ежик" непослушных волос на голове. К вопросу о знаковости своей фамилии относится философски-рассудительно: - К бывшему Генеральному прокурору СССР никакого отношения не имею. И к его личности отношусь неоднозначно. Мой отец отсидел десять лет в сталинских лагерях. - Фамилия не спасла? - Фамилии вообще не спасают. Жены Молотова и Калинина сидели, сын Сталина погиб в плену, - замечает Александр Павлович. Сам Вышинский - гуманитарий по образованию, сюда попал работать по воле случая. И, как часто бывает, случай стал судьбой. Проволока колючая скрывает многое Тесный коридор КПП. За темным стеклом дежурный молча проверяет наши документы. Минута-другая - створка свободы в виде железной калитки глухо бухает за нами. Комната длительных свиданий напоминает видавший виды купейный вагон: узкий коридор и ряд небольших комнатенок для трехсуточного фрагмента счастья, которое каждому зеку полагается 3 - 4 раза в год. Главное - было бы с кем свиданькаться. В общей кухне готовят что-то забыто домашнее две женщины. По глазам их видно - это матери. Марина Никитина, контролер комнаты свиданий, или "свиданки", как кличут зеки, говорит: - Приходится каждую конфету разламывать. Я конопляные булки уже за версту чую. "Заботливые" родственники пытаются передавать наркотики и деньги всевозможными способами. Агата Кристи меркнет рядом с ними. - Порой попадается ювелирная работа, - признается контролер Марина. Зона делится на две части - жилую и рабочую. Жилая - это ряд однотипных двухэтажных казарм с изолированными двориками, которые тут именуются отрядами. В этих каменных мешках в основном и проходят долгие годы, а то и десятилетия заключенных. Клумбы с чахлыми цветами и грядки с зеленым луком - вот, пожалуй, и весь уличный "декор" колонии. Первой на нашем пути попадается пекарня - небольшое помещение с чанами дышащего теста. Двое заключенных в белых костюмах дожидаются очередной опары. - В день печем тысячу булок. Два дня работаем, два отдыхаем. Это для меня обычное дело, на воле в "Фаусте" пекарем работал, - буднично поведал Андрей Шалашов. Тюремный хлеб получается на удивление румяным и аппетитным. Профессионалы... Здоровье зоны охраняют пять врачей, две медсестры да фельдшер-лаборант. В местной больничке, так ласково называют ее зеки, нашим гидом был говорливый заключенный по имени Андрей. По оживленным комментариям Андрея запросто можно было принять за главврача, ну минимум за начмеда. Оказалось все прозаичней - он ветеринар по образованию. Заметив нашу иронию, не смущаясь, выпалил: - А что, животных лечить труднее, чем людей... И то правда - смотря какие звери, смотря какие люди... Прощай, баланда, здравствуй, рыбный день Кухня - в колонии место самое теплое во всех смыслах. Заведует ею осужденный Никиткин, бывший совхозный управляющий из Серышевского района. - За убийство сижу, - буднично заметил он и тут же продолжил: - У нас все как на даче: огурчики, помидорчики, рыбка красная имеется, все очень вкусно, калорийно. Некоторые на воле такого не видят. В глубоких котлах допревал обед. На первое - рыбный суп, на второе - макароны с рыбными котлетами, чая и хлеба вволю. На одного заключенного в месяц на питание выделяется 900 рублей. Каждый ли пенсионер с грошовой пенсией или доярка, пластающаяся по пятнадцать часов в день в своем "АгроГулаге" за полторы тысячи, смогут позволить на собственный харч такие деньги? Вот то-то! Так что кто и где больше наказан - вопрос философский. Тюремные казармы-бараки до самого фундамента пропитаны запахом неволи. Этот запах трудно передать словами, просто воняет тюрьмой: спертым воздухом, табаком и... тоской. Несколько лет назад среднебельские заключенные построили часовню-храм. Заезжий священник регулярно проводит там службы, за время действия храма крестилось порядка ста пятидесяти новоспасенных душ, даже было три венчания. Постоянный приход - человек двадцать. Мы были в колонии в их престольный праздник - шла литургия, десяток людей в черных робах размашисто и истово крестились. На поминальном столике за упокой отошедших душ догорала одинокая свеча. В зоне большинство заключенных сидит за убийство. Это примерно семьсот человек, оставивших после себя целое кладбище невинно загубленных жизней. Кладбище и одинокая свеча поминовения... Вот такой видимый масштаб. Свободу деду Солле Производственная зона, где работают человек двести счастливчиков, - это отдельная территория за глухим забором. Аккуратные ряды теплиц с бушующей зеленью, автомастерская, где местные "кулибины" реставрируют битые машины, с ювелирной точностью доводя авто до заводского совершенства. Форд, и тот бы задохнулся от зависти, увидев работу тамошних мастеров. Возглавляет автосервис заключенный Дмитрий с фигурой атлета. На вопрос о сроке пребывания он, помолчав, ответил: - Ну еще несколько лет машины поремонтируем. В столярном цехе из дерева делают настоящие произведения искусства: нарды, табуретки, журнальные столики... Все - ручная работа и сплошной эксклюзив. Заведует цехом заключенный Руслан Судаков, наотрез отказавшийся фотографироваться. - Ага, мне через пятьдесят дней на волю. Я в жизни никому не скажу, что в тюрьме сидел. В одном из отрядов колонии в маленьком дворике народ играл в волейбол. На вопрос: "Чья побеждает?", - нам, ударяя по мячу татуированными руками, дружно ответили: "Россия". Внутри казармы в углу сидела горстка пенсионеров: все зеки в районе лет эдак семидесяти. Один из них, завидев прессу, шустро подскочил с кровати и бойко, как на проверке, отрекомендовался: - Геннадий Иванович Трифонов, или просто дед Солля. Лагерная комиссия меня освободила, а в доме престарелых мест нет. Вот я вольный человек, а сижу здесь. Это же непорядок... - по-блатному жестикулируя руками, жалился дед Солля. Из его дальнейшего монолога стало понятно, что из семидесяти прожитых лет он ровно пятьдесят провел в местах не столь отдаленных. И в финале бытия с одной казенной койки переезжает на другую. Вот такова доля и воля... Кстати, о койках в отрядах. Они в основном двухъярусные, попадаются и в три ряда. На спинке каждой табличка с ФИО хозяина, статьей и сроком. Цифры варьируются от нескольких лет до двадцати пяти. Но каждый из арестантов мечтает о "половинке", чтобы за примерное поведение срок скостили. Удается это далеко не каждому. Штрафной изолятор переполнен Для самых непокорных существует в колонии специальный отряд строгого режима. Мрачное здание, крошечное небо над прогулочным двориком "занавешено" колючкой. В "отрицаловке" человек двадцать бледного и худого народа практически круглые сутки сидят в помещении. Все удовольствия - в тесном бараке, за которым бдительные контролеры ведут круглосуточное наблюдение через зарешеченное окно. Штрафной изолятор с крошечными камерами-склепами на момент нашего посещения был переполнен, свободных камер не было. - Здесь все сидят по пятнадцать суток. В основном - за создание конфликтных ситуаций, - пояснил наш гид. Режим строгий, прогулка в крошечном дворике-конуре всего два часа в сутки. Остальное время - "каменные ванны" крошечной камеры с ржавым унитазом в углу. ...Вот такая тут невольничья жизнь. От подъема до отбоя время тянется, как расплавленный свинец. И еще... Самым любимым фильмом в колонии является нетленная картина Василия Шукшина "Калина красная". Красная, как кровь, которая, как известно, не водица.