Признаюсь, я не сразу оценил творчество нового барда. Вначале насторожило, что песни его были очень длинными, перемежались разговором и декламацией стихов. Потом, когда вслушался повнимательней, понял: смысловая нагрузка в них максимальная. Это поэзия на очень высоком уровне. Сделал себе копию. На коробке с лентой была карандашная пометка: "Галич". - Кто он такой? Приятель пожал плечами: - Может, это вообще фамилия владельца ленты? У нас в Райчихинске есть несколько Галичей. Через год, будучи студентом, эту фамилию услышал снова. Меломан Володя шепнул: "Есть записи, за которые можно получить срок". Хотя песня была незнакомой, но голос я узнал сразу: "Это же Галич!" Володя обрадовался моей эрудиции. Я назвал песни, которые были у меня. Володя обрадовался еще больше: - Приноси. У меня таких нет. Обменяемся! Но об этом - никому. ...Удивительное дело! Хотя именно Галич начал первым писать от лица "маленьких людей", причем невероятно талантливо, но популярность его все-таки не была столь значительной, как у Высоцкого. Хотя последний однажды заметил: "Все мы вышли из Галича, как из гоголевской "Шинели". Александр Аркадьевич не имел ни малейшего официального выхода к слушателям. Никаких пластинок, никаких фильмов, спектаклей - только глухое молчание вокруг его имени. После успешного выступления в Новосибирском Академгородке, на нем был "поставлен крест". Ну еще бы! Вспоминая печальную судьбу поэта Пастернака, которому было отказано в получении Нобелевской премии, а потом и в средствах существования, Галич спел: "Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели!" Полторы тысячи новосибирцев слушали стоя. Несколько мгновений тишины - и гром рукоплесканий. А потом - исключение из двух творческих союзов, остановка фильмов по его сценариям, исключение его фамилии из титров уже снятых кинокартин "Верные друзья", "Дайте жалобную книгу", "Государственный преступник" и других. И политика выдавливания из страны: "Или уезжайте за границу, или мы вас отправим на Колыму по следам героев ваших песен". Московская богема недоумевала: - И чего этому Галичу недоставало?! Гонорары - по высшему разряду. Договоры и с издательствами, и в кино, и на телевидении. За границы ездил, в капстраны - пожалуйста! Какого же хрена лезет на рожон?! Давние знакомые и приятели, слушая песни, поражались: - Откуда у этого потомственного интеллигента и эстета все это новое мироощущение? Откуда он знает диалекты и жаргоны улиц, лагерных пересылок, столичных и периферийных "маленьких" людей? А он вопреки всем, кто ему завидовал, мучительно остро сознавал противоречия между своей жизнью и трудным бытием и тягостным бытом вокруг. После падения Хрущева власть стремительно "закручивала гайки": мол, поговорили, и хватит. А Галич как честный художник не хотел молчать. Он говорил о себе: "...Не моя это вроде боль. Так чего ж я кидаюсь в бой?! А вела меня в бой судьба, Как солдата ведет труба". Его судьбой стала его совесть. В ней постоянный глубинный источник его песен. Одной из самых популярных песен Александра Галича стала его песня "Облака": "...Я подковой вмерз в санный след, В лед, что я кайлом ковырял! Ведь недаром я двадцать лет Протрубил по тем лагерям. Облака плывут, облака, В милый край плывут, в Колыму. И не нужен им адвокат, Им амнистия ни к чему". На одной из фонограмм Галич рассказал об истории создания этой песни: "У меня был двоюродный брат. Он 24 года отбывал, начинал от БАМа до Колымы. Я не забывал о нем никогда и бесконечно страдал за него". Ровно тридцать лет назад Галич вынужден был эмигрировать, а 24 августа 1974 года состоялось его первое выступление в эфире на радиостанции "Свобода", где он спел "Старательский вальсок": "Вот как просто попасть в палачи - Промолчи, промолчи, промолчи!" Не оттого ли сегодня все наши беды и страдания, что мы умеем ловко договориться с собой и, отодвигая вглубь свою совесть, молчим, когда надо сказать? P. S. При подготовке материала использованы мемуары о А. Галиче, выпущенные в Москве издательством ЭКСМО, 2003 г.