От Сталинграда отец прошел с боями Украину, Румынию, Чехословакию, Венгрию, войну закончил у озера Балатон. После служил в небольшом венгерском городке с необычным названием Надькониже. Домой вернулся в 46-м в звании гвардии старшего лейтенанта. На фронте вступил в партию. За участие в боевых операциях имел три благодарности за подписью Сталина, где перечислены населенные пункты, которые он с боями освобождал. В нашей семье хранится как историческая реликвия его фронтовой мундир. Мундир командира роты с четырьмя боевыми наградами и шестью нашивками за ранения. Отец мой был не только командиром, но и коммунистом, а значит, примером для бойцов, ведь фронтовики-коммунисты - особые люди. Отец всегда дорожил этим званием. Я помню военный эпизод, который поведал мне однополчанин отца Кирилл Петрович Хлестунов: - Случилось это в Сталинграде. Тогда там как таковой линии фронта не было. Заскакиваешь в дом и не знаешь, кто в нем: наши или немцы. Мой взвод прочесывал квартал городской улицы, осматривал подвалы. Вроде все в порядке. Выбегаю наружу - немецкий офицер целится в меня из автомата. Все, думаю, хана, отвоевался. А немец почему-то упал на спину, автомат задрал кверху и стреляет. Слышу голос: «Здорово, Кирилл Петрович!» Смотрю - твой отец подбегает с пистолетом в руке. Я ему: «Здорово, Степан Яковлевич!» Он мне в ответ: «Ты сильно не переживай! Будем живы - не помрем. Если будешь дома, Кирилл, моим привет передавай. А об этом, прошу, никому: сегодня я тебе помог, а завтра, может быть, ты мне. А то весь Сталинград будет судачить, мол, такой-то офицер, да еще коммунист спас жизнь солдату и этим хвастает». Он побежал своих догонять, а я стою и думаю, не приснилось ли мне все это, ведь никакого Степки уже нет. Не приснилось - напротив немец лежит убитый. А насчет деревни, твой отец как в воду глядел. Вскоре я был ранен, попал в госпиталь, после меня комиссовали, я и вернулся домой и, как обещал, передал вашей семье большой фронтовой привет... Умер мой отец рано, не до-жив до пятидесяти лет: сказались фронтовые раны. Некоторое время он работал по старой довоенной специальности - шофером. Вначале у него стала отказывать правая рука. По утрам просил мать помочь завести ему машину - трудно было крутить рукоятку. А затем, когда вовсе сдал, работал сторожем на зерновом дворе. Надеждой и опорой семьи, когда отец окончательно слег, стал мой старший брат Валентин, которому в 1951 году едва исполнилось 15 лет. Он отказался от заветной мечты - поступить в Благовещенское речное училище: нужно было помогать семье. Ведь у матери, кроме тяжелобольного отца, было еще пятеро детей, причем самому младшему полгода. Когда в 1952 году отца не стало, Валентин принял на себя обязанности в воспитании младших братьев - тогда взрослели быстро. Окончил курсы трактористов и до пенсии трудился в сельском хозяйстве. А младшие братья благодаря поддержке старшего получили путевку в жизнь. Все трое окончили техникумы. Чувство вины, какого-то неоплаченного долга перед родителями и старшим братом я всегда ощущал, вспоминая прожитые годы. Мне хотелось совершить что-то такое, чего хотели, но не смогли сделать мои родные. На праздновании 40-летия Победы мне и моим товарищам по работе выдали военную форму. Нужно было пройти по площади со знаменем, символизируя парад воинов-победителей. С разрешения секретаря партийной организации я одел фронтовую форму отца с боевыми наградами. Проходя в общем строю, чувствовал, как будто это не я, а мой отец шагает в строю победителей, а рядом - его боевые товарищи.