После курсов работал на тракторе: «На фронт забирали прямо с полей. Смотришь, вестовой скачет, значит, кому-то везет повестку. Старики очень переживали за Москву, но все мы верили в то, что немца в Москву не пустят».

Надежда Семеновна Ярош работала там, куда пошлют: поваром, заправщиком, учетчиком, возила зерно, копала картофель... Но любая работа была тяжелой — не для худой, полуголодной девчонки.

— Летом отправят на полив капусты, стоишь по колено в воде и набираешь ведрами бочку. От такой работы ноги чесались, покрывались струпьями. Вечерами мы помогали женщинам катать лапшу для фронта. На определенное количество женщин давали муку, а те собирались в избе, где места больше, и начинали тесто вымешивать. Одна раскатывает, другая на печи подсушивает, кто-то режет. С продуктами было плохо, и семья наша жила в основном за счет своего огорода и хозяйства. Помню тот хлеб, который давали по талонам: работающему — 400 граммов, ребенку — вдвое меньше. Но хлебом это только называлось — в жидкую картошку добавляли муку... Всем селом ждали вестей с фронта. Бывало, получим письмо, и так его зачитываем до дыр! Если похоронка придет — всем селом плачем.

Маланья Степановна Куликова в 14 лет села за штурвал трактора: «Бывало, так устанешь, что даже руки невозможно оторвать от руля. А зимой работали на лесозаготовках — полуголодные, замерзшие».

Маргарита Александровна Янченко, 1937 года рождения, приехала в наше село во время войны. Ей по возрасту не пришлось трудиться в колхозе, на ее плечи легла забота о доме:

— Летом мы сами, без мамы, обрабатывали огород, только потому и выжили. Зимой самое трудное было натопить печь — топили соломой или сухой травой, которую рвали за селом у речки. Сгорает она быстро, а тепла мало. Как-то мама принесла домой булку хлеба — настоящего солдатского хлеба (через село проходили военные и потеряли буханку). Сколько было радости, когда мы его делили по кусочкам! Без слез вспоминать не могу. Сейчас иди бери, сколько тебе надо, а тогда он снился по ночам.

На долю шестнадцатилетней Валентины Александровны Андрюшиной выпало, наверное, самое трудное — рытье окопов и строительство укреплений. Она тогда жила под городом Калинином.

— Еще в начале войны я ходила в городскую школу, но потом мама не пустила — боялась, вдруг придут немцы и я окажусь за линией фронта. Женщин и девчат, кто постарше, отправляли на строительство укреплений. Мы рыли котлованы, покрывали перекрытия дерном. Рыли до поздней осени — уже снег лежит, теплой одежды нет, а мы все копаем и копаем. Отойдешь к костру, погреешься, и опять за работу. И так, пока не стемнеет. Кормили нас «баландой»: вода закипит, кинут туда немного какой-нибудь крупы, лебеды — и готово.

Петр Сергеевич Донцов в 12 лет пошел в ФЗУ, после месяца учебы поступил работать на авиационный завод в Омске:

— Завод был эвакуирован из Киева и выпускал истребители. У станков в основном стояли мальчишки, старики были бригадирами. Работали посменно, станки стояли под брезентом. Паек составлял 400 граммов хлеба, да еще в рабочей столовой кормили супом и кашей, давали селедку. По сравнению с домом, где я голодовал, это было хорошо. Помню, как на фюзеляжах самолетов мы писали: «За Родину!», «За Сталина!», «От работников Омска, завода N 29!»

...Тыловой труд будничный, незаметный. Тут не кровь льется, но пот. Нет ран, но какую же нужно иметь силу воли и духа этим детям, чтобы, преодолевая усталость, отдавать все свои силы работе! Тогда они об этом не думали. Лишь мечтали о буханке хлеба, чашке супа, сахаре. Верили в победу, ждали возвращения с фронта отцов и братьев. Ребенок, прошедший через ужасы войны, — ребенок ли? Кто возвратит ему детство!?