Ее дом в Михайловке стоит крепко, не пошатнулся от времени, не осел. Деревья, обступившие усадьбу, растут, как мне показалось, тоже по-особенному, мощно вцепившись в землю корнями. Вероятно, не гнутся и под сильным ветром. Даже дворовой пес, казалось, был предельно уверен в себе. Не разливался долгим назойливым лаем, а всего несколько раз глухо рявкнул. Но этого было достаточно, чтобы сообразить нам, нежданным гостям, что попытка самим проникнуть в дом может окончиться чревато. Лучше подождать хозяйку. Лукерья Ивановна, появившись на крыльце, всплескивает руками: - «Амурская правда»? Может, не надо писать обо мне? Я ведь не актриса, не певица. Обычная работяга. - Надо, - упорствуем мы, и хозяйка сдается. - Верно, чего-чего, а земельки я обработала немало, - с достоинством говорит она, приглашая нас в дом. - И трактористом была, и комбайнером, и шофером. Верю в друзей и в труд По нашей просьбе хозяйка достает аккуратно сложенные, много лет бережно хранимые почетные грамоты. - Сегодня для «новорусских» они не представляют никакой ценности, - вздыхает Шамраева. - А для меня -цены им нет. Просто так грамоты раньше не давали. Каждая бумага полита каплями пота, а то и крови. Сколько раз я свои руки в кровь сбивала, когда чинила моторы! Но затягивались раны быстро, как на кошке. Молодая ведь была. Руки у нее большие, грубоватые, ладони потрескавшиеся. Их хозяйка помогала своему народу выжить в тяжелые годы Великой Отечественной войны. И сейчас можно положиться на Лукерью Ивановну - женщину крепкую, коренастую, не согнувшуюся ни под какими ветрами политических перемен. - Не верю ни в Бога, ни в черта, - заявляет она. - Ни в нынешних правителей. Верю только в себя да в друзей, близких. Верю в труд. Он спасает человека в любых условиях. Без работы себя не представляю. До сих пор хочу сесть за руль «газика» или за штурвал комбайна. Но уже не дают. Старая, говорят. И то верно: год назад мне семьдесят минуло. А вроде совсем недавно девчонкой была, и впереди, как невспаханное поле, лежала целая жизнь. Уставала, но на тырло бегала Лукерья Ивановна - сибирячка. В Приамурье оказалась по переселению. Двенадцать детей, помимо батьки с мамкой, перебрались сюда в середине тридцатых годов в поисках лучшей доли. Однако едва устроились более-менее, началась война. - Всех мужиков забрали, - вспоминает Шамраева. - Стали нас, девчат, летом сорок первого привлекать к тракторам. Подзывает меня бригадир Федор Семененко и приказывает: «Залезай в кабину и берись за руль». - Я ж ничего не понимаю в технике, - сопротивляюсь. - Объясню. Сяду рядом... Хватайся за рычаги. Вперед! - Так я и поехала по полю первый раз в жизни. Практически сама... Но обучение на этом не кончилось. Осенью Лушу Дурневу (это ее девичья фамилия) вместе с другими девчонками из Михайло-Амурского совхоза отправили на пять месяцев в далекий поселок Бирофельд, что под Биробиджаном. Наизусть вызубрила Луша техническое устройство комбайна. Любила повторять вслух названия отдельных блоков, как любители поэзии читают наизусть стихи. До сих пор сын ее хохочет: «Как там, мама, цепь называлась - Эверта Джексона или по-другому?!» Вернулись домой михайловские девчата с курсов уже специалистами. - Но я на фронт рвалась, - увлекшись воспоминаниями, Лукерья Ивановна молодеет на глазах. В глазах не огоньки, а пламя блеснуло. - У нас многие девчата на войну ушли: Катя Сафорова и Нина Скубаева санитарками. Таня Рябухина служила в летной части. Пришлют девчонки письма, прочту и снова - в военкомат. Но военком, грузин такой видный, одно и то же твердил: «Луша! Сиди дома и не рыпайся». Тяжелые были времена. Вся страна жила по принципу «Все для фронта, все для победы». Ни одного воскресенья, ни одного праздника не знала тогда Луша. Разве только в сильную непогоду работы было немного поменьше. Бывало, зарядят дожди неделю подряд, так один комбайн три трактора по полю таскают. Вязла техника в грязи, буксовала. - Плакали мы, девчата, от усталости, но работали, - говорит Лукерья Ивановна. - От темна и до темна. А с работы придешь - и на танцы. На тырло, как тогда говорили. Плясали под гармошку или под военный духовой оркестр. Чуть живая приду домой. Коснется голова подушки - засыпаю в мгновение. Но рано утром отец едва начнет будить, сразу вскакиваю. Как штык. Потому что была ответственной. Поставили меня бригадиром. Создали мы первую комсомольско-ударную тракторную женскую бригаду. Хорошо помню имена тех славных девчат: Валя Симоненко, Ксения Финютина, Таня Гребенникова. А в другой бригаде была Нюра Ходокова. Помню, едем мы вечером на подводах домой, песни запеваем, веточками от комаров отмахиваемся, а Нюра молчит. Зовем ее петь, она голову поднимет, в глазах - слезы. Муж Саша погиб на фронте. Так замуж она больше и не вышла. Двух детей потом одна поднимала. - Но вот ведь какое странное дело! - Лукерья Ивановна стала говорить медленно, тщательно взвешивая каждое слово. - Время было голодное, злое, а люди стали как-то ближе друг к другу, добрее. Не то, что сейчас. Что женская комсомольская бригада трудилась на совесть, это даже Москва заметила. Урожай сорок четвертого года трактористки убрали на сэкономленном топливе. При норме 180 гектаров обработали 240. Прислали им потом из Кремля красивую Почетную грамоту с профилями Ленина - Сталина. Полетит ли конюх сегодня в Москву? Война еще не кончилась, мужчины с фронта не вернулись, а Луше, как одной из самых боевых, энергичных, сельское начальство предложило: «Давай на курсы шоферов». Отправилась Лукерья в Благовещенск. Город большой после родной Михайловки, сперва заплутала даже. Скорей бы выучиться! Тянуло домой к широким зеленым просторам, к подругам, папе, маме. Вернулась Луша и сразу почувствовала себя «белым человеком» (сейчас бы сказали - «крутой»). Стала она возить на легковой машине директора совхоза. А пригнали американские грузовики «студебекеры» - Лукерья освоила их тоже. - Героическое было время. Впрочем, мы тогда не думали об этом. Работали как следует. После войны пошел большой подъем. Село стало богатым, не то, что сейчас. Кому нужен сегодня рабочий человек?! А тогда мой отец Иван Семенович был обычным конюхом, но заслужил уважение у властей. Райком партии дал ему путевку в Москву. Сегодня простой работяга бесплатно в столицу полетит? Вряд ли. Считаете, что обо мне надо написать, - пишите. Только я ничего особенного не сделала. Трудилась, да и все. - Это ж самое ценное, - говорили мы ей на прощание. Может быть, в этом и есть та самая национальная идея, которую никак не могут отыскать. Работать на совесть во благо своей страны - вот ее суть. И будет тогда наша Россия крепкой, как наша собеседница, как ее дом и даже деревья, что мощно вошли в землю корнями.

Возрастная категория материалов: 18+