Когда у города начались бои, немцы оккупировали их окраинную улицу. Удивительное дело: в нескольких сотнях метров от дома стояли советские войска, а здесь уже хозяйничали захватчики. Чтобы спастись от беспрерывных бомбежек, многие жители отправились за город. Но попали в колонну, которую немцы гнали за Дон, чтобы потом отправить в Германию. Пятнадцатилетнему Ивану с матерью и отцом (которого везли на тачке, так как после одной из бомбежек ему повредило позвоночник) ночью удалось от колонны оторваться и спрятаться у одной старушки на окраине г. Калач. Там в землянке они и зимовали. В памяти часто всплывает картина: по улице бежит мальчишка, сын мельника, босиком по снегу, без шапки, курточка нараспашку. С мельницы, где помогал отцу, спешит домой. День ясный, солнечный. А навстречу ему вышагивает немецкий офицер с необычными погонами на мундире (как позже выяснилось, медицинской службы) и вдруг дает команду двум шедшим за ним автоматчикам - те в упор расстреливают парнишку. А где-то через час голова несчастного уже висела на частоколе возле дома, где жил военный медик... Долго не мог понять пятнадцатилетний Иван, зачем он это сделал, за что?! И всем сердцем жалел погибшего и его отца, который с большим трудом уговорил немца отдать ему останки сына, чтобы похоронить. Через какое-то время узнал Иван, Геббельс приказал военным медикам коллекционировать головы русских, чтобы доказать всему миру, что она у них у всех круглая, а значит, они не могут принадлежать к высшей расе и не имеют права на существование. Когда город освободили советские войска, военный комиссар предложил Ивану и таким же подросткам, что слонялись по городу в поисках пропитания, пойти служить в армию. Оголодавшие ребятишки с радостью согласились: и сами будут накормлены, и дома одним ртом меньше станет. Ребят обучили азам военной науки и направили в отдельный лыжный истребительный батальон. В первом же бою от роты остались единицы. Как-то Иван Кумсков выносил с поля боя раненого. Они уже почти вышли из-под шквального огня, когда рядом разорвался снаряд. Осколок попал Ивану в живот, а разрывная пуля прошила правую кисть насквозь. Но он все равно дотащил раненого до наших позиций. Из-за руки пришлось ему провести полгода в госпиталях. Счастье, что рука вообще осталась цела. Рядовому Кумскову тогда еще не было и восемнадцати. Из-за того, что пальцы на раненой руке не сгибались, И. Кумского признали временно годным к нестроевой службе и отправили в Самарканд на хлопковый завод. Работа была тяжелой, питание скудное, зарплата - 30 - 40 рублей в месяц, тогда как буханку хлеба можно было купить только за 100 рублей. К тому же в городе было неспокойно: донимали басмачи. И решили годные к нестроевой снова проситься на фронт, правдами и неправдами убеждая медкомиссию в том, что здоровье их улучшилось. И вскоре группу добровольцев отправили в Харьковское медицинское училище, что базировалось тогда в Средней Азии. Обучение шло в ускоренном режиме, и где-то через год фельдшера Ивана Кумскова направили для прохождения службы в Харьков. Там и встретил победу младший лейтенант. В биографии военного фельдшера значились и Минск, и Колыма, где пришлось ему служить. Демобилизовался Иван Федорович в 1954 году в звании капитана. Поступил в медицинский институт, навсегда определив медицину смыслом своей жизни. У него немало наград, но самые дорогие две - медали «За боевые заслуги»... Всякого пришлось повидать ветерану войны Кумскову. Но того, что увидел и услышал он во время суда над фашистскими преступниками, не забудешь вовек. Это было в Минске, сразу после войны. Иван Федорович присутствовал в суде как медик, призванный оказывать помощь солдатам, охранявшим нацистов: бойцы порой не выдерживали всей тяжести ситуации и теряли сознание... Преступников было несколько десятков, но двое Ивану Федоровичу запомнились больше всего. Первый, Рихерт, плюгавый коротышка, командовал отрядом карателей и лично расстреливал людей. Ввиду своего ростика он редко доставал до затылка, к которому с огромным удовольствием приставлял оружие. Поэтому для него всегда возили специальный табурет, чтобы не портить настроение карателю: он сильно гневался, если жертва была выше его. На суде этот «сверхчеловек» трясся от страха и канючил о пощаде. Другой обвиняемый, генерал Экспандорф, поразил всех тем, что очень откровенно и подробно рассказывал о своих злодеяниях. В то время как другие уходили от ответа, молчали или просили о снисхождении, этот же совершенно не каялся. - Когда его спросили, почему он так откровенен, - вспоминает Иван Федорович, - он вытянул вперед свои руки и сказал: «На этих руках слишком много крови, чтобы молчать!» После таких слов наши солдаты с трудом сдержали взорвавшихся гневом людей. Их в зале суда было много, а вокруг самого здания, где шел этот процесс, все дни стояли тысячи! Бывший немецкий генерал рассказывал о том, как они из белорусской  деревни  сделали концлагерь, куда к мирным жителям стали сгонять военнопленных. Здесь негде было укрыться от мороза, нечего было есть. Когда людей скопилось очень много, фашисты решили «развлечься». Они заставили мужчин, еще могущих держать в руках пилы и топоры, заготавливать в лесу бревна. Затем их выложили в виде вала шириной до двух метров и длиной около трехсот. Валов сделали три. Каждый немцы облили горючей жидкостью и подожгли. Пленным (дети к этому времени здесь уже все умерли, мало осталось и гражданского населения) предложили преодолеть эти препятствия, если они хотят получить свободу. И уйти в лес, который был неподалеку. Конечно же, обессилевшие люди погибали в огне. Но несколько человек смогли прорваться через полыхающие пламенем валы. Они живыми факелами бросились к лесу. Никто не знал, что на его окраине засели немецкие автоматчики... Следственная группа выезжала на место этого чудовищного преступления, и его организатор в деталях рассказывал и показывал, где, что и как происходило. Этот нелюдь на суде рассказывал также о своем «хобби» - изощренных пытках. Где бы он ни был, за ним всегда возили специальный железный стол, где были сток для крови, мощные крепления, чтобы жертва не могла даже пошевелиться. Пытал он в основном мужчин, так как женщин ненавидел. Для этого раскалял шомпол, протыкал им живот ниже пупка и затем старался вывести его через заднепроходное отверстие. И горе было всем его подчиненным, если «эксперимент» не удавался! Это чудовище рвало и метало! Зато когда все получалось, начинался такой шабаш... - Никогда не забуду его звериного взгляда, каким он смотрел на свои кровавые руки, - тяжело произносит Иван Федорович. К смерти приговорили всех нацистов. Казнили на площади при огромном стечении народа. К великому сожалению, Вторая мировая война преподносится в несколько ином ракурсе, если не сказать больше. И по всему выходит, что пострадали в ней более всего союзные войска, а особенно американские. Вот и замираем в тревоге перед телеэкраном, где спасают рядового Райана. А о своих героях помним? О тех живых факелах, что бежали к лесу с надеждой на спасение! О тех, кому дышал в затылок мерзавец Рихерт. О тех, кто в страшных муках умирал на железном столе изверга-нациста. Если забудем о них мы, ради которых они погибли, то кто же вспомнит?.. Сегодня все больше отдаляется от нас этот страшный урок истории, все меньше остается на земле людей, которые могут сказать: «Я свидетельствую против фашизма! Я - обвиняю!» Ветеран Великой Отечественной войны Иван Кумсков видел глаза этих нелюдей - нет ничего страшнее! И не дай им Бог властвовать над миром! P. S. После разговора с Иваном Федоровичем я долго ходила под впечатлением от услышанного. Вспомнилась моя бабушка, которая всю жизнь ждала старшего сына, моего дядю, пропавшего без вести на войне. А вдруг это он был среди тех, кто бросился на горящий вал, надеясь спастись, вернуться домой, где ждала его мама... И еще думала над тем, нужно ли писать обо всем, что рассказал Иван Федорович, живой свидетель тех страшных лет и событий. И решила - нужно. Потому что это правда. А правду надо знать.

Возрастная категория материалов: 18+