Кто уехал, кто поменял фамилию, кто, увы, уже ушел в мир иной... Аксенова аккуратно приклеила фото на стенд. Вскоре у этого стенда остановилась молодая акушерка Наташа Монаенко, вгляделась в фотографии. В одну - особенно внимательно, после чего воскликнула: «Это же Клавдия Ивановна, моя соседка! Приходите и убедитесь сами». Поначалу к приходу Алины Трифоновны хозяйка отнеслась настороженно. Но когда узнала о цели визита, всплеснула руками: «Господи, неужели меня еще кто-то помнит? Как приятно! Я ведь только в семьдесят лет из медицины ушла. Просили остаться, но здоровье пошатнулось...» Следующий «марш-бросок» Аксенова совершила в редакцию «Амурской правды». Грянула с порога: «Найдена уникальная женщина! Ей восемьдесят восемь лет. В этом году будет 75-летие медицинского техникума в Благовещенске, а Клавдия Ивановна Непринцева была в составе второго выпуска. Расскажите о ней читателям «АП». Техникум на Беспардонной Клавдия Ивановна встретила гостей из «Амурки» приветливо. Мы грели замерзшие руки над раскаленной печкой, а хозяйка, суетясь, приговаривала: «Щи приготовила. Вы такие никогда не ели. Не на газе и не на электричестве - на печурке варила». Если б не телевизор, то казалось бы, что мы попали в середину прошлого века: с комода, покрытого салфетками, смотрели на нас из глубины столетия фаянсовые слоники и гипсовая статуэтка пионерки с красным галстуком. На портрете под стеклом счастливо улыбались супруги Непринцевы. Увы, мужа Георгия Павловича уже восемь лет нет на белом свете. А ведь капитаном был, человеком большой физической силы... Видно, не зря выбрал себе супругу из рода Поддубных! «Как у знаменитого силача, батьку моего тоже звали Иваном, - улыбается хозяйка. - А родственники мы или нет - кто его знает». Кстати, у мамы ее тоже знаменитая фамилия - Водопьянова. В 1935 году, аккурат когда Клава окончила техникум, ее однофамилец, мужественный летчик, участвовал в спасении экипажа парохода «Челюскин», раздавленного льдами в Чукотском море. Клавдия Ивановна называет себя «ровесницей Великого Октября» - родилась 10 ноября 1917 года. Отец всю жизнь покорял речные просторы. Был, по словам Непринцевой, начальником по обстановке: проверял глубину рек, ставил фонари и створы. Давал, так сказать, «зеленый свет» судам. Тогда их много ходило по Амуру. Важную работу выполнял он, но передать свой опыт не пришлось: одни девочки рождались. Старшая дочь Вера решила давать «зеленый свет» в иной сфере: возвращать людям утерянное здоровье. Отправилась во Владивосток учиться на фельдшера. Окончив семилетку, Клава решила идти по стопам сестры. Но уже не надо было уезжать в столицу Приморья. В 1931 году в Благовещенске открылся медицинский техникум. Да и накладно было учиться на стороне сразу двум сестрам. Дома все-таки легче прожить: огород, корова... Своего помещения у техникума не было. Базировался он на улице Беспардонной, которую позже переименовали в Новую. Здесь на пересечении с ул. Горького до сих пор стоит это кирпичное двухэтажное здание, в котором теперь находится кожно-венерологический диспансер. До полудня сорок девушек постигали тут азы врачебного искусства, а вечером спешили в другой район города. Там, где сейчас высится Дом офицеров Российской армии, раньше стояло двухэтажное деревянное здание школы имени Гоголя. До Октябрьской революции оно именовалось Алексеевской гимназией. Усевшись за парты, будущие фельдшера и акушерки разворачивали тетрадки и дружно скрипели перьями. Конспекты приходилось вести тщательно, потому что учебников практически не было. Сладкая горчица На практику ходили в госпиталь. Был такой случай. Врач попросил одну учащуюся: «Принесите утку!» Та развела руками: «Мой отец еще не ходил на охоту. Как подстрелит птицу - обязательно принесу». Врач расхохотался: «Речь веду о другой утке. Так называется специальный сосуд». И объяснил его назначение. Тогда уже расхохотались все. Иного ответа и не стоило ожидать. Поколение тридцатых годов редко посещало больницы, не знало лечебных терминов. По утверждению Непринцевой, тогда люди болели мало. Крепкое было поколение, хотя жизнь отнюдь не баловала. Многие жили впроголодь. Государство тем не менее выделяло продуктовые талоны, были созданы специальные студенческие столовые. - Нас кормили по очень низким ценам, - вспоминает Клавдия Ивановна. - Хлеб в столовой был бесплатным, горчица тоже. Если не было ни копейки, голодные студенты питались так: наберут хлеба, густо намажут его горчицей и запивают кипятком. Питание не ахти какое, но с голоду не умрешь. Учеба учебой, но молодость брала свое. Хотелось танцевать, веселиться, устраивать личную жизнь. Как только заканчивались вечерние занятия, девчонки спешили на танцы. Прятали тетрадки под тротуар, разувались (обувь берегли) и спешили в городской парк. На танцплощадке опять обували туфельки. На музыкантов смотрели как на божество. В народе их, правда, иронически называли «кишкодулами»: играли они на духовых инструментах. - До сих пор едва услышу звуки духового оркестра, - рассказывает Непринцева, - мысленно возвращаюсь в юность. Какие мы несгибаемые были! До двенадцати ночи танцевали, потом пешком шли через весь город домой. Спали по четыре-пять часов. А утром снова спешили на занятия, и ничего - держались! Никто никогда не пропускал занятия: ни мы, девчонки, ни замужние женщины с детьми. На учебу рвались, как в бой! По ее признанию, учились с большой охотой. Правда, занятия иногда прерывались из-за того, что государству не хватало рабочих рук на заготовке леса, путине или на сельхозработах. Тогда студенты откладывали конспекты и брали в руки тяпку или топор... На практику в военный госпиталь тоже ходили с большим желанием. С появлением юных докториц веселели лица больных. Девушек знали по именам, пытались за ними ухаживать. Девушка с гитарой Поначалу Клава уехала в Райчихинский зерносовхоз, потом в Завитинский. Но любовь позвала обратно в Благовещенск. Зашла она однажды к подружке, а там - ее старший брат Гоша. Видела его и раньше, а сейчас словно невидимая молния обожгла девичье сердце. Парню всего двадцать лет, но он уже работал помощником капитана на пожарном теплоходе. В 1937 году, когда начались повальные аресты, забрали капитана. На его место поставили Гошу. «Времена были страшные, - вспоминает Непринцева, - каждую ночь ждали непрошеных гостей из НКВД. У моей сестры арестовали мужа. Больше его никто не видел». Больница водников радушно приняла новую работницу. Клава рисовала яркие стенгазеты, выступала с концертными номерами на торжественных вечерах. Научилась играть на гитаре и, хотя ее никто не заставлял, часто приходила в палаты и поднимала настроение больным пением под гитару. Ни от какой работы не отлынивала. В 1937 году Непринцева отправилась за тридевять земель. Тогда из Дальнего Востока выселяли корейцев. Загнали бедняг в товарные вагоны и отправили аж до Аральского моря. Два вагона сопровождали изгнанников: в одном - милиция, в другом - врачи. Где-то в Сибири Клавдия Ивановна принимала роды у кореянки. Муж роженицы по национальной традиции сидел рядом, а на следующий день счастливый отец споткнулся и угодил под поезд - ноги как не бывало. Непринцева тут же перевязала жгутом обрубок ноги, остановила кровотечение. Корейца высадили на станции, отправили в больницу. В 1946 году Клавдия Ивановна фельдшерила у японских военнопленных со своей неизменной гитарой. А еще Непринцева работала на пароходах в качестве «скорой помощи». С 1948-го, устроившись в инфекционную больницу, она уже не меняла место работы. Проработала там до пенсии, а потом еще пятнадцать лет. По словам коллег, едва Клавдия Ивановна появлялась в помещении, все вокруг немедленно приходило в движение. Она и тут заведовала настенной печатью, была председателем профсоюзного комитета и секретарем партийной организации. Когда возглавила комитет народного контроля, ее всерьез побаивались маститые доктора. Всегда, часто во вред себе, отстаивала интересы больных. Позолота прошлого Прожив нелегкую жизнь, она, как никто, понимает страдания и боль других. Говорит, что самые тяжелые испытания пришлись на Великую Отечественную войну. Муж работал на речном транспорте, месяцами не видел семью. Клавдия Ивановна нигде не работала, воспитывала двух крошек, постоянно недоедала. После войны жизнь стала налаживаться. В 1953-м РЭБ флота помог выстроить дом, в котором сейчас проживает наша собеседница. Мы заинтересовались диковинными дверями с позолоченными ручками и причудливым орнаментом. «Это от старых кораблей, - с улыбкой поясняет хозяйка. - Их списали, а Георгий Павлович не дал на растопку, домой притащил. Нигде вы подобных сейчас не увидите!» - Рада, что двинулась в медицину: и чужих лечила, и своих, мужа, детей, и себя сама, кстати, до сих пор лечу. Представляете, мы с мужем до шестидесяти лет вставали ежедневно в шесть утра, чтобы летом купаться в Зее, а зимой пробежать четыре квартала! - О чем жалеете больше всего, Клавдия Ивановна? - Жизнь пролетела слишком быстро, - вздыхает она. - Как во сне. Сейчас бы только и жить, да времени не осталось... Но помирать в мои планы не входит. Хочу еще будущего правнука в школу за руку отвести.