Нам, может быть, вовек не бывать на том аукционе. Да и зачем, если и тут, не уезжая за тридевять земель, можно купить обнову? Причем почти за смешную цену: детские шапки из лисы стоят всего тысячу рублей, такие же женские - на пару сотен дороже, а мужские из ондатры чуть ли не задаром предлагают - всего за 650 целковых. Чем не рай для тощих кошельков? Лиса, енот, норка, соболь, волк, ондатра - каких тут только нет мехов! Не нравятся натуральные цвета природы - вам предложат окрашенные изделия. Изысканных моделей, правда, тут нет, но за качество вместе с природой-матушкой отвечает мастер по пошиву головных уборов Татьяна Тимофеева. Сколько за 15 лет работы она сшила шапок - и не сосчитать. Хотя если знать, что за год штук 300 у нее выходит, то каждый третий житель Мазановского района зимой щеголял в шапке от местного охотпромхоза. Меха амурчанам нужны, как тайге охотник. - Отстрел зверя, понятное дело, что по лицензии, регулирует его численность в лесу, - поясняет главный охотовед предприятия Анатолий Буин. - Охотник тайге нужен, он даже своим присутствием пресекает браконьерство. Хозяином всего живого себя чувствует такой человек в лесу. Видит, какого зверя убыло, а какого - прибыло. Анатолий Васильевич знает, что говорит: сам с малолетства ружьишком баловался. Сейчас же едет в тайгу не для того, чтобы соболька или волка добыть. Ему, охотоведу, важно увидеть «картину промысла, чтобы от одного охотника часть квоты передать другому». А главное - численность зверя надо постоянно корректировать. Той же косули, например. Чтобы сохранить ее популяцию в мазановских лесах, недавно был введен двухлетний запрет на добычу. - Помогло, - продолжает Буин. - На моей памяти закрывали охоту и в 1979 - 1984 годах. Раз человек с ружьем вмешивается в законы природы, то ему должно хватить разума вовремя остановиться и оглянуться. Потому применяются лимиты, квоты на отстрел и ловлю. На мой вопрос: «Не перевелся ли зверь в тайге?» - главный охотовед ответил утвердительно: «Хватит, хотя сильно мешают пожары, ведь тайга, особенно в бесснежную зиму, почти круглый год горит». А у директора Мазановского охотпромхоза Татьяны Степановой другое мнение: «Зверя стало меньше в тайге». Впрочем, ее понять можно: о плане заботится человек и о том, чтобы удержать на плаву предприятие, в котором она работает без малого полвека. Устойчивость хозяйства напрямую зависит от главных составляющих - пушнины и делового леса. А остальное -заготовка мяса диких животных и дикоросов, розничная торговля - второстепенные статьи доходов. Потому на промысловиков, особенно на таких, как Геннадий Куколев или Александр Мазепа, тут чуть ли не молятся. До 70 - 80 шкурок соболя и норки добывают за сезон эти мужики. Не сегодня-завтра разменяют они шестой десяток, а глаз у охотников такой же меткий, как в молодости, и руки работы не боятся. Когда на их шкурки вешают специальные бирки - своеобразный знак ОТК, то делают это в охотхозяйстве с особым удовольствием. Да и Куколеву или Мазепе это тоже приятно: их труд не обезличен, а в качестве своей работы здешние лидеры уверены. - В сезон промысловики зарабатывают в среднем 150 - 200 тысяч рублей, - рассказывает Татьяна Сергеевна. - Не бедствуют люди, но и не шикуют. Работа трудная, месяцами из тайги не выходят. То на косуль или лося охотятся, то пушнину добывают. 25 охотников числятся в штате нашего хозяйства, не считая свыше сотни сезонников. Есть с чем и на аукционе торговать (мы возим более двух тысяч шкурок на комиссию, причем дважды в год) и что на нашей выставке-ярмарке «Амур-экспофорум»  показывать. Мы - традиционные участники. Со сбытом у нас нет проблем: мясо идет в Благовещенск, за меховыми изделиями частные предприниматели приезжают не первый год, деловой лес в Японию идет. Знаете, чего нам не хватает? Квалифицированных кадров. Мечтаю, чтоб у мастера по пошиву головных уборов Татьяны Тимофеевой прилежная ученица появилась. Чтобы охотничьим промыслом молодежь интересовалась. Тогда за финансовую стабильность предприятия можно было бы не беспокоиться - зверь в амурской тайге есть.

Возрастная категория материалов: 18+