«Ф. М.»: сложный десерт В книжных магазинах романы Бориса Акунина с удивительным спокойствием кочуют с полки на полку. Главный сыщик девятнадцатого века Эраст Петрович Фандорин прячется среди карманных изданий про постсоветский рэкет, киллеров-антикиллеров и Дашу Донцову, а его потомок Николас, современник Рублевки, легко уживается по соседству с главными претендентами на звание лучших отечественных прозаиков нового тысячелетия. Этот парадокс, как и любая акунинская загадка, сложен только на первый взгляд. Востоковед, интеллектуал и, безусловно, талантливый писатель, Акунин умудрился не только занять давным-давно опустевшую нишу в сегодняшней литературе, но и спокойно перетащить туда целый ворох идей и находок коллег по цеху. За трижды экранизированный фандоринский цикл автора ругали знатоки истории, не понимая, что если он и положил на алтарь собственного произведения тот или иной исторический факт, то только в жертву неповторимой атмосфере. Выход несомненного бестселлера «Ф. М.» прибавил репутации Акунина двусмысленности: Федор Михайлович Достоевский, как ни крути, все-таки всемирный символ российской литературы, превосходящий по популярности Пушкина и Толстого. Причем не только в среде иностранцев. Писатель сыграл в одну из самых любимых игр постмодернистов - написал за классика небольшое произведение и поместил его внутрь собственного романа. Учитывая, что таковым является неопубликованный набросок к «Преступлению и наказанию», сыграл ой как интересно. Того, кто скажет, что запутанная и тяжелая история из жизни Родиона Раскольникова имеет хоть какое-то отношение к детективу, любители классики с удовольствием забьют камнями. Акунин рискнул. Получился, с одной стороны, захватывающий роман в романе, со своими представителями суетливого добра и обреченного зла, а с другой - нормальное бульварное чтиво, способное скрасить очередную железнодорожную поездку. Наполнив «Ф. М.» криминальными элементами, наркоманским сленгом, бытовыми любовными драмами и даже сомнительным конкурсом для читателей-москвичей, Акунин остался в рамках цикла о Николасе Фандорине. «Теорийка», которую так и не дописал воображаемый Достоевский, конечно же, не тянет на реальную принадлежность к перу великого классика. Родион по Акунину - самая натуральная «тварь дрожащая», причем не от мук самопознания, а от куда более приземленных бытовых неурядиц. А кто старуху процентщицу погубил, читатель узнает только в конце романа. Невероятная плодовитость Акунина - Чхартишвили не может не отражаться на качестве его произведений. Это хорошо заметно по циклу «Жанры», содержащему в себе несколько откровенно натянутых произведений про дальних родственников все того же Эраста Петровича. В этом свете «Ф. М.» предстает очередным иронично-интеллектуальным детективом, который легко можно перечитать еще раз через пару месяцев после первого знакомства. А на десерт - бывают и сложные десерты - всегда остается «Преступление и наказание», которое после «Ф. М.» приобретает очень даже интересный оттенок. «Книга о Бланш и Мари»... Шведский писатель Пер Улов Энквист известен как мастер удачного сочетания документальности и вымысла. Он «играет в классики» иначе, нежели Акунин. Энквист берет реальных исторических персонажей, вникает в их взаимоотношения и на этом материале пытается проверить собственную гипотезу. Посмотреть, где его гипотеза точно ложится в прокрустово ложе истории и многое объясняет, а где - нет. И тогда автор глубокомысленно замечает, что понять это невозможно, но кем бы мы были, если бы не пытались? Гипотеза Энквиста (это все же роман!) сформулирована образно. Любовь, как голубой свет радия, притягательна и губительна одновременно. Объяснить природу того и другого человеческому разуму не по силам. Но, попав в этого голубое свечение единожды, человек всецело становится его рабом. Сам свет несказанно прекрасен и краток, при этом путь к нему тернист, а последствия его ужасны. Энквист разворачивает перед нами сразу две истории: любви разрушительной и любви исцеляющей. Причем не скажешь сразу, к которой из них он питает большую симпатию. Мари Кюри, которую тайна радия всегда волновала куда больше, чем мужчины (даже Пьер Кюри, если верить Энквисту, был для нее не столько возлюбленным, сколько надежным товарищем по исследованиям), влюбляется в молодого ученого Поля Ланжевена. Страсть сильна вдвойне - радий и любовь, совпав в одной лаборатории, дают взрыво-опасную смесь. Не случайно в романе Мари впервые отдается Полю на рабочем столе лаборатории, при этом куча колб и реторт бьется вдребезги. Профессор-психиатр Шарко (душ Шарко - его изобретение), изучая в клинике Сальпетриер причины истерии у женщин, ищет на телах истеричек активные точки, нажимая на которые, можно предотвратить нервные срывы, ввести женщину в транс и даже заставить полюбить. Выходит, сфера чувств поддается управлению? Шарко, похоже, сам пугается своих выводов. Но их опровергает Бланш. В своем бессознательном, куда ее погружают гипнозом, она чувствует себя бабочкой, сбежавшей с небес. И счастлива она только там. Несмотря на все усилия Шарко, бессознательное Бланш вырывается наружу, увы, не взмахами прекрасных крыльев, а конвульсиями и припадками. Задача доктора - изловить бабочку в глубинах психики и «вернуть» в реальность, но с «королевой истеричек» этот фокус не проходит. Опыты Шарко над Бланш длятся полтора десятка лет, но лишь последнюю ночь перед смертью ученого они проводят в одной постели. Финал обеих историй ужасен. Мари за связь с женатым мужчиной едва не лишают Нобелевской премии, ее положение в обществе и репутация утрачены навсегда, ее изгоняют из Франции. Ужасен и финал общения с радием - Мари умирает от рака, вызванного облучением. Шарко умирает на руках у Бланш, которая в смертный час была счастлива разделить его страх смерти. Затем Бланш ждут работа в лаборатории и жизнь в деревянном ящике на колесах после ампутации облученных урановой смолкой ног и руки. Энквист в одном из интервью определил книгу как любовный роман. Почему - понять невозможно, но кем бы мы были, если бы не пытались?

Возрастная категория материалов: 18+