И здесь возникают вопросы. При вступлении в Совет Европы мы взяли на себя обязательство подписать в течение одного и ратифицировать не позднее чем через три года с момента вступления Протокол №6 к Конвенции, касающийся отмены смертной казни в мирное время, и установить со дня вступления мораторий на исполнение смертных приговоров. До настоящего времени Россия не выразила своего намерения не становиться участником этого Протокола, а значит, по мнению многих юристов, смертная казнь в нашей стране назначаться судами не может за любые, даже самые бесчеловечные преступления. Конституционный суд РФ пока свой вердикт не вынес. А тем временем в обществе оформились два противоположных «лагеря». Причем в споре про- и контра- нет единого мнения даже среди самих вершителей правосудия — тех, кому самому хотя бы раз в жизни приходилось выносить смертный приговор.

После суда — в церковь

Сколько смертных приговоров вынесла в свое время судья Алла Тертышная, она никогда не считала. И отказалась делать это сейчас, сказала: «Можно, конечно, поднять статистику, но я не хочу, чтобы это оседало в душе. Тяжело.

Мне всегда говорили, мол, что ты так переживаешь, это же твоя работа, но я считала — это большой грех. После того как ушла в отставку, я пошла в церковь, и батюшка окрестил меня».

В ее семейном архиве бережно хранятся три государственные награды, в том числе медали за заслуги перед судебной системой и за строительство БАМа, ведь за судьей Тертышной были закреплены все районы строительства Байкало-Амурской магистрали. В 1970 году ее из Селемджинского районного суда пригласили на работу в областной суд, а через четыре года Алла Тертышная вынесла свой первый приговор о расстреле. До этого смертную казнь в Амурской области выносили только мужчины — психологическая нагрузка большая.

В 70-е и 80-е годы уголовные дела, где подсудимым светила «вышка», рассматривали всего два вершителя правосудия — Геннадий Бабыкин и зампредседателя областного суда по уголовным делам Сергей Сизов.

Руководство амурской Фемиды решило опробовать на высшей мере и Аллу Тертышную. Судья в отставке по сей день помнит до мельчайших подробностей каждое уголовное дело, имена и фамилии всех, кому ей когда-либо пришлось выносить исключительную меру наказания. Разве такое забудешь?..

Судью забросали камнями

В начале 70-х в Ерофее Павловиче неоднократно совершались кражи со складов НГЧ. Преступников долго не могли задержать. А тут еще в одном из проходящих вагонов украли взрывчатку. На место для расследования этого преступления из Благовещенска прибыл сотрудник КГБ.

Как-то ночью председатель товарищеского суда, внештатный работник правоохранительных органов Ежиков пошел провожать закончившего расследование оперативника к поезду, а когда возвращался домой, увидел крадущегося человека с большим узлом. Он понял, что это вор, возможно причастен к серии краж, и попытался его задержать. Они сразу узнали друг друга: один работал машинистом, а другой помощником в том же депо. Быть узнанным не входило в планы ночного хищника, у которого было с собой холодное оружие. Во время потасовки ему удалось повалить ненужного свидетеля на дорогу. Острое лезвие обожгло грудь. Удар, еще удар, третий, четвертый, пятый... Убийца нанес их порядка тридцати, искромсав тело товарища в порыве жестокости. Утром прохожие увидели на снегу кровавую картину. Готовое превратиться в очередной «висяк» преступление было раскрыто и дошло до суда.

— Зал разделился на два противоположных лагеря: одни считали, что убийца заслуживает высшей меры наказания, другие его жалели, говорили, что приговор не должен быть таким суровым, ведь раньше этот человек не преступал закон, — припомнила подробности того процесса Алла Семеновна. — Накануне поездки в Ерофей Павлович мы обсуждали детали этого уголовного дела с Сизовым, он склонялся к тому, что совершивший преступление с особой жестокостью заслуживает смертную казнь. К такому же мнению пришли и судебные заседатели — одного мы взяли из этого поселка, а другого для объективности привезли из Талдана. Когда я озвучила приговор, в зале раздались недовольные крики, а адвокат набросилась на меня.

Впереди вершителей правосудия ждала страшная ночь. Гостиницы в поселке не было, судья и прокурор из Благовещенска Константин Поляков, который поддерживал в этом процессе обвинение, остановились в общежитии вагонного депо.

— Когда стемнело, в дверь ко мне постучали. Открываю, а там разъяренная толпа родственников убийцы. И все — на меня. Я успела захлопнуть дверь, которую вот-вот готовы были разнести, и стала стучать в стенку Полякову, — вспоминая те события, Алла Семеновна невольно положила руку на сердце. — Мне впервые в жизни стало плохо. Константин Васильевич успокаивал, предложил выйти на свежий воздух подышать. Выходим, а они все нас ждут. Как стали кричать, бросать в нас кирпичи, камни... Позже, уже на вокзале, нас опять окружила пьяная толпа. Думала, родственники нас растерзают.

Та страшная ночь чуть не закончилась трагически. Уже в поезде от переживаний и перенесенного стресса Алле Тертышной стало совсем худо. Проводники вызвали врача. Он констатировал сердечный приступ — так отразился на здоровье судьи ее первый «расстрельный» приговор.

К слову, кассация оставила его без изменения, но потом осужденный подал жалобу на помилование. И Президиум Верховного Совета СССР ее удовлетворил. Жизнь убийце сохранили, заменив на 15 лет лишения свободы. А жизнь самой Аллы Семеновны с тех пор навсегда изменил кардиодиагноз — щемящая боль в груди и повышенная тревожность стали ее постоянными спутниками после каждого процесса.

Даже конвойные падали в обморок

Сегодня правосудие охраняют судебные приставы, а особо опасные преступники во время процесса находятся в железной клетке. Раньше ничего этого не было. Рядом с особо опасными преступниками стояли солдаты срочной службы внутренних войск. Конвоирам было всего по 18—20 лет — мальчишки еще. Вот и вся охрана.

— Однажды мне пришлось вынести сразу два смертных приговора. Было это в Зейском районе. Тогда нам выделили удвоенный конвой, потому что двух рецидивистов посадили в одну камеру. И когда я вынесла первый приговор, то один состав конвойных ночевал в камере, чтобы приговоренный к расстрелу не убил другого подсудимого. А такие случаи были. За пять дней той командировки я рассмотрела три громких уголовных дела в отношении пяти человек за тяжкие преступления, и два из них были со смертной казнью. Все они стались без изменения.

— Алла Семеновна, за каждым «расстрельным» делом стоят чьи-то жизни, неутешное горе, зверство, кровь. А были такие, которые при всем этом поразили вас особой жестокостью и бесчеловечностью?

— Были. До сих перед глазами процесс по делу Вислополова. Он женился на женщине, у которой был грудной ребенок, и она от него была еще беременна. Пьяный муж часто и жестоко ее избивал, однажды женщина убежала в чем была, оставив дома малыша. Он проснулся и стал плакать, тогда разъяренный зверь схватил ребенка за ноги и стал бить головой о стену. Фотографии, приобщенные к делу, жутко было смотреть. Стена была залита кровью и мозговым веществом от пола до потолка.

Зал в клубе Сковородина, где проходило заседание, был полон народа. Люди рыдали. И что всех поразило, так это слова матери. Беременная женщина стала просить суд не применять к извергу смертную казнь. Говорит: «Лишите его свободы. Я рожу ему другого ребенка и буду его ждать». Люди были настолько возмущены! Когда она пошла по залу, каждый, кто мог, толкал ее в спину кулаками. Пожизненного срока тогда не давали: расстрел или 15 лет тюрьмы. Мужчина ранее не был судим, но заседатели (а решение принималось большинством голосов) мне сказали: «Только смертная казнь, другого приговора мы не подпишем!»

У большинства же фигурантов уголовных дел с «расстрельной» перспективой, по словам служителей Фемиды, в криминальном арсенале была чуть ли не половина Уголовного кодекса — до этого они уже совершили мошенничества, грабежи, изнасилования, убийства. И с каждым разом их поведение было более агрессивное, а преступления более жестокими.

— У меня были случаи, когда во время оглашения смертного приговора становилось плохо кому-то из народных заседателей. А однажды, когда я зачитывала душераздирающие подробности убийства женщины в присутствии трехлетнего ребенка тындинским рецидивистом, который среди бела дня грабил дома строителей БАМа, один из конвоиров потерял сознание и съехал на пол по стенке. Пришлось прекратить процесс и вызвать скорую помощь. Сердце солдата не вынесло той жестокости, с которой совершались преступления. Сегодня идет много споров по поводу смертной казни — что это негуманно. Некоторые депутаты говорят: даже самому отъявленному преступнику надо сохранять жизнь. Зачем?!

Алла Тертышная протянула мне копию приговора:

— Вот читайте дело Антонова. Первый раз этот человек был осужден в 1976 году за мужеложство, второй раз в 1979 — тоже за мужеложство. Сидел в Возжаевке. Был освобожден досрочно за хорошее поведение. Через несколько дней в Белогорске педофил поймал мальчика и совершил с ним насильственные и развратные действия. А еще через несколько дней выследил другого ребенка, зашел к нему в квартиру, совершил с ним акт мужеложства, а затем задушил его. Зачем нам содержать такого человека, если он никогда не исправится?

Или приведу другой случай, который произошел в селе Амурском Белогорского района, от его криминалистических подробностей леденеет душа. Муж-садист медленно убивал жену, заставлял ее собственной кровью писать завещание, а потом перерезал ножом горло своему сынишке.

В тех случаях, когда речь идет об убийцах-рецидивистах, о маньяках и педофилах, когда совершено тяжкое преступление в отношении ребенка, я только за смертную казнь.

«Чувствую вину в смерти человека»

Алексей Бушманов, судья Амурского областного суда:

Я был одним из последних судей Амурского областного суда, кому довелось выносить высшую меру наказания накануне моратория на смертную казнь. Принимать решение в то время психологически было еще сложнее, чем раньше.

Если Алла Тертышная выносила смертные приговоры в 70—80-е годы, когда была устоявшаяся советско-правовая система, мне пришлось делать это в 90-е, когда началась демократизация общества и шло очень много дискуссий о целесообразности применения смертной казни.

— Если бы вы были, допустим, членом Конституционного суда РФ, как бы голосовали — за или против?

— Однозначно против, — не задумываясь ответил судья. — И сегодня, и когда выносил приговор о высшей мере наказания, я был не сторонником смертной казни. Жизнь человеку дает природа, хотя ребенок и выходит из чрева женщины, и отнимать ее негуманно. Я много думал над этой темой. Некоторые считают, что пожизненный вердикт вынести даже тяжелее, чем лишить человека жизни. Я с ними согласен. Выстрел — и человека нет, а так ему придется оставшуюся жизнь провести в тяжелых условиях, мучаясь угрызениями совести о содеянном. Не зря ведь некоторые осужденные пишут письма на комиссию о помиловании, чтобы им пожизненное заменили на смертную казнь.

Судья Бушманов вынес всего один смертный приговор — это было более пятнадцати лет назад, но до сих пор помнит каждый эпизод того уголовного дела. На счету преступника было три изнасилования, три убийства знакомых ему женщин и четвертое — убийство мужчины.

— Алексей Павлович, и вы считаете, было бы лучше, если бы изверг, у которого не осталось ничего человеческого, продолжал жить?

— Во время одного убийства он не тронул детей, значит, в его душе все же еще оставалось что-то человеческое. Позже в суд пришла справка, что он повесился в зоне. На помилование он не подавал. Рассуждать о том, применять смертную казнь или нет, это одно. А когда сам выносишь судебное решение, подписываешь документ, ощущаешь не только огромную ответственность, но и... причастность к убийству. Когда оглашают исключительную меру наказания, на подсудимого сразу же надевают наручники. Раздается характерный щелчок. Эффект очень сильный. Один из моих заседателей во время оглашения приговора сознание потерял. Жизнь — это самое дорогое, что дает нам природа. Чувствуешь себя виноватым в смерти человека. Даже такого подонка. Эмоционально вынести очень тяжело. Я после этого неделю работать не мог от переживаний. Даже в церковь ходил, свечку ставил. Любое наказание возвратно. Кроме смерти. Это то, что нельзя исправить — никогда и ничем.

Общество «за» — государство «против»

Сергей Семенов, председатель Амурского областного суда, кандидат юридических наук,

доцент Амурского государственного университета:

— Мое отношение к бурно обсуждаемой сейчас проблеме двойственное. Заканчивается мораторий на смертную казнь в Российской Федерации и… наступает правовая неопределенность.

Сегодня назревает конфликт интересов государства, которое обязано действовать исключительно в рамках правовых обязательств, и общества, которое может позволить себе и большее.

Общество, судя по опросам, подавляющим большинством высказывается за смертную казнь. Все 10 лет, что действует мораторий, не утихают споры по этому вопросу. И у каждой стороны есть свои веские, заслуживающие внимания и уважения аргументы.

Рассуждая на эту тему, мне всегда вспоминается один очень показательный пример. Всеми нами любимый поэт Андрей Вознесенский со свойственной ему категоричностью горячо отстаивает идею необходимости отмены смертной казни, но когда ограбили его дачу (всего-то!), он заявил, что «этих мерзавцев расстрелять мало»!

Смертная казнь — действительно очень неоднозначное явление. С одной стороны, принципы гуманизма, с другой — адекватное наказание преступника. По собственному опыту знаю, как нетрудно быть добрым в чужом деле и куда труднее быть справедливым в своем. Ответ на вопрос «Нужна ли смертная казнь?» в любом случае будет похож на ответ, который обычно дается на «вечный вопрос», что появилось раньше — яйцо или курица?

Общеизвестно, что за смертную казнь убежденно стоят не только пострадавшие от преступлений, но и потенциальные жертвы.

К сожалению, наши люди не чувствуют себя защищенными от посягательств на жизнь и здоровье, не уверены в безопасности своих детей, а поэтому надеются, что страх перед таким возмездием может остановить преступников.

Отменяя смертную казнь, государство одновременно обязано принять реальные меры к ощутимому укреплению безопасности граждан. Это в определенной степени сблизит позиции государства и общества в данном споре, поскольку вопрос о смертной казни будет задаваться все реже и реже!

В противном случае мы опять будем говорить о том, что или народ у нас необразованный, или закон неправильный, или судьи купленные, то есть будем продолжать поиски «черной кошки в темной комнате, когда ее там нет».

Каторга как альтернатива

Юристы высказывают опасение, что отказ от смертной казни в России приведет к тому, что в стране будут чаще происходить самосуды, что уже и сегодня не такая уж редкость.

Россиянина, убившего диспетчера иностранной авиакомпании, по вине которого в авиакатастрофе погибли десятки пассажиров, в том числе его жена с двумя детьми, на родине встречали как национального героя. Жизнь осужденных на пожизненное заключение, конечно, не сахар, но и от ада далека.

Судя по репортажам на центральных телеканалах, в «особых колониях» и условия особые: не параши, а унитазы, деревянные полы и горячая вода. Со временем приговоренные к пожизненному заключению привыкают к условиям содержания, и они становятся для них чуть ли не приятными. Они молятся, читают книги, едят шоколадные конфеты и мясо и лелеют надежды на помилование.

Сложно сказать, кому тяжелее: преступникам, потерявшим всего лишь свободу, или пострадавшим, лишившимся близких навсегда.

Можно отказаться от смертной казни. Но если придумать иное и действительно адекватное наказание для таких преступников и, не убивая человека, заставить его сполна заплатить по счетам. Варианты есть. Например, применять новейшие медицинские препараты, блокирующие преступные качества и, по сути, меняющие личность.

Допустим, в США активно применялись методы вмешательства в человеческий мозг для того, чтобы, к примеру, лишить маньяка возможности возбудиться, перейти в состояние агрессии. Правда, преступников с «правленными мозгами» все же содержат в тюрьме. Это накладно для государства, для законопослушных граждан — налогоплательщиков.

Лучше обратиться не к западному опыту, а к нашей собственной истории. В царской России три века существовала каторга для преступников, совершивших тяжкие насильственные преступления, — с конца 17-го до начала 20-го. Суровые условия Сибири и Сахалина, 16-часовой рабочий день, тяжелейший ручной труд. Разбойники, убийцы и бандиты работали на солеваренных заводах, на постройках дорог и рудниках, принося пользу государству.

К такой жизни нельзя привыкнуть, каторги нельзя не бояться. О деталях содержания и обращения с заключенными можно спорить, но сама идея каторги, которая страшнее, чем смерть, по крайней мере заслуживает такого же широкого обсуждения, как смертная казнь и пожизненное заключение.