«Дальше аэропорта не пускали»

— Александр Михайлович, как выглядел закрытый Благовещенск?

— Начнем с того, что до 1958 года он не был закрытым. В 1957 году мы, ребятишки, отправляли письма китайским друзьям на день независимости Китая, в них писали «Дорогой китайский друг, поздравляем!» На новый год елку ставили посередине Амура, на которую сходились люди с обоих берегов. Но потом вместе с «культурной революцией» начались обострения отношений с Китаем, и приграничный город закрыли. Чтобы попасть сюда, нужно было иметь особое разрешение, а на въездах в город стояли пограничные посты. По свободненской трассе на одиннадцатом километре стоял пост, где сидели пограничники. На той стороне Зеи, со стороны переправы, пограничный пост был на пятом километре — там даже сейчас та площадка сохранилась, хоть и немного заросла. И еще один пост стоял перед аэропортом. Самолет прилетал, и если у пассажира не было особой отметки «пограничная зона», его дальше аэропорта не выпускали.

— Как выглядел пропуск в город?

— А никак не выглядел. У тех, кто здесь жил, в паспорте стояла особая отметка. На странице прописки были буквы ПЗ, то есть «пограничная зона», и стоял номер, какая именно зона. Неместному человеку, чтобы попасть в Благовещенск, надо было получить вызов. Механизм был следующий: пишешь в горисполком заявление, кого ты хочешь пригласить (родственников или знакомых), оттуда его отправляют в службу государственной безопасности, на Пионерскую. Там «пробивают» данные этого человека. Если он судим или что-то еще — отказывают. Если все нормально, то в горисполкоме дают разрешение, ты передаешь его человеку, и он может приезжать.

«Понятия «коррупция» не было»

— У закрытого Благовещенска были свои плюсы: говорят, что здесь практически не было преступности.

— Да, в те времена здесь абсолютно не было воровства или уголовщины. Тот, кто освобождался из зоны, даже если он здесь и жил раньше, селился где-нибудь вне Благовещенска. Поэтому город был достаточно спокойный, тихий. Однако он рассматривался как театр военных действий. Не случайно здесь было столько учебных заведений. Профтехучилища, техникумы, вузы — это весь призывной контингент.

— То есть к нападению все же готовились?

— Конечно. Танковое училище, ДВОКУ, сельхозинститут, мединститут, пединститут — народное ополчение можно было мобилизовать моментом. Плюс еще располагался достаточно серьезный контингент войск.

— Преступность была почти нулевая, а как обстояли дела с коррупцией?

— Такого вообще понятия не было! Не было! Ведь какое понятие коррупции сегодня: запретили игорный бизнес, но московский прокурор стал крышевать это дело. Это что? Коррупция. А тогда взяткой считалась бутылка. Причем не просто принес и отдал, а принес, вместе выпили — вот и вся коррупция. Мужики-работяги давали бутылку, где-то в обкоме партии — коньячок. Вот и вся коррупция.

«Люди были порядочнее»

— Когда открыли город?

— Где-то в 80-м году, я тогда работал директором шестого профтехучилища, оно находилось на Ленина, возле мебельной фабрики. Там была набережная, и ребятишки мои прибежали с круглыми глазами — встретили китайцев на берегу. А это были первые делегации, которые начали переговоры по демаркации границы. Ведь она между Россией и Китаем не была установлена с тех пор, как Муравьев-Амурский подписал «левый берег и посредине». И вот когда начались переговоры, начали убирать посты. Первым исчез пост с Заречного, который потерял свою актуальность после строительства моста. Потом не стало поста на свободненской трассе, а в аэропорту просто перестали проверять. Но открылись не сразу. Когда сняли посты, пограничный режим не отменили — то есть все равно проверялось, кто и зачем приехал. Вот и все. К 1985 году не осталось как таковых режимных объектов, и стало свободно. Но население города стало расти ближе к 90-м, после того, как открыли границу и стали возможны поездки в Китай.

— Кстати, о Китае: как восстанавливались международные связи?

— Народные связи быстро наладились, ведь у китайцев на ментальном уровне до сих пор осталось, что Россия — это старший брат. В глубинке Китая до сих пор так считают, но граница уже перестроилась. Когда в КНР появились первые туристы, китайцы всех их считали большими начальниками и называли «капитана». Но, к сожалению, русские стали вести себя по-хамски.

— А на государственном уровне?

— На региональном уровне мы активно начали сотрудничать с Китаем. Для нас это был способ выживания, ведь в девяностые годы мы выжили за счет китайцев. Только за счет торговли с китайцами. Ведь доходило до того, что сигарет не было. Куртки «Адидас», шанхайки, фрукты — они нас просто спасли.

— Почему вообще сложилась такая ситуация?

— Когда в СССР шла индустриализация, город не получал никакого промышленного развития. Здесь была локальная переработка, но серьезной промышленности, как в Хабаровске, где был нефтеперерабатывающий завод и завод кабельного производства, не было. И основная трагедия после отмены пограничного режима заключалась в том, что у Благовещенска не было рынков сбыта производимой продукции. И что произошло? Закрываются предприятия, уменьшается налогооблагаемая база, на улицы «вылетают» тысячи безработных. Все рухнуло! В городе мог бы наступить коллапс! В то время мне и пришлось работать мэром. С 1993 года по 2004-й я этим всем и занимался. Бросается вся инфраструктура, все тепловые трассы и котельные. Вся социалка брошена! Плюс к этому крупные производители перестали платить налоги, в бюджете был ноль. Стабилизировалось положение примерно к 2000 году.

«Как в большой деревне»

— Александр Михайлович, с того времени как изменился город, в какую сторону?

— Город получил развитие, но здесь все так же нет промышленности. А люди изменились так же, как и по всей России. В закрытом городе все друг друга знали, как в большой деревне, поэтому были порядочнее.

— И напоследок скажите, а правда, что район КПП так называется, потому что там раньше стоял контрольно-пропускной пункт?

— (Рассмеялся.) Нет, там не было такого пункта. Там был комбинат промышленных предприятий, где были собраны все ЖБИ: двенадцатый, четырнадцатый. Там же находились «Амургражданстрой», «Амурстрой», управление производственно-технической комплектации. Поэтому все вместе и называлось КПП.

Как я попал в Благовещенск

— В свое время мой дед Петр Захарович Тулупов активно сотрудничал здесь с Мухиным по установлению советской власти, но в 1937-м деда депортировали, — вспоминает Александр Колядин. — Он был большевиком, его исключили из партии, дали сутки на то, чтобы убраться из города. С двумя детьми он уехал на Сахалин. Когда началась война, моего дядьку призвали, но всю вторую мировую он провел здесь, на восточном фронте, поэтому бабушка и мать переехали обратно в Благовещенск. А мой будущий отец воевал на Западе, дошел до Дрездена. Когда Германия пала, всех мужиков перекинули сюда, на Дальний Восток. «Западники» уже были с боевым опытом, обозленные. Тут мой отец дошел до Порт-Артура (сейчас Далянь), а в его роте служил мой дядька. Они вместе вернулись в Благовещенск, дядька закончил пединститут, стал учителем, а отец остался в армии, и его перевели в порт Ванино, где я и родился. Перед тем как приехать в Благовещенск, я вместе с отцом исколесил полстраны — от Сахалина до Урала. А потом отец попал под хрущевские сокращения, и мы оказались в Малой Сазанке Свободненского района. В 1956 году он демобилизовался, мы переехали в Благовещенск. Помню, что тогда до него 16 часов из Свободного на ЗиСе добирались, настолько ужасной была дорога.