• Полуразрушенный дворец Амина тщательно и очень ревностно охраняется.
  • Дворцовая охрана — это измотанные войной афганские парни.
  • Старый солдат — вечный садовник.
  • Дар уль-Аман — родной брат Тадж-Бека.

Последняя линия обороны

Добраться до старых стен команде Амурского отделения ветеранов «Боевое братство» удалось не без труда. Кругом многочисленные блокпосты, кордоны, засады, проволочные заграждения и даже противотанковые «ежи». Несмотря на плачевное состояние, дворец Амина, он же Тадж Бек, тщательно и очень ревностно охраняется подразделениями афганской армии. Нам разрешили постоять на его ступеньках при одном условии — никаких фото- или видеосъемок. По периметру самого дворца — последняя линия обороны в виде многочисленных огневых точек.

Увидев русских шурави, смуглые вооруженные парни окружают и пристально разглядывают нашу команду. В глазах ни упрека, ни злости, лишь удивление. Они прекрасно понимают, что большая часть незваных гостей имеет если не прямое, то весьма близкое отношение к событиям одной декабрьской ночи 1979 года. Тогда группа советских спецназовцев и десантников взяла штурмом оплот афганской власти. Режим Амина пал, начался ввод наших войск в республику. Никто даже не предполагал, что именно на этих ступенях началась война, которая растянется на долгих десять лет.

Хотя бы просто постоять рядом, потрогать стены, буквально нашпигованные снарядами, пулями и осколками — большая удача и возможность прикоснуться к большой международной трагедии, в результате которой погибли тысячи людей по обе стороны конфликта. Тадж Бек неоднократно реставрировался и вновь попадал под огонь артиллерии и танков. После ухода наших Шурави, за него бились моджахеды, потом талибы, периодически эстафету боев перенимали правительственные силы и разные военные группировки. Сейчас Дворец Амина разбит, зияет пустыми проемами окон, от крыши одно название, но при этом не потерял оттенков королевской величественности.

Задрав головы и открыв рты, мы молча топчемся на ступенях, с трепетом касаемся старых колонн, подавив последнее желание расчехлить фотокамеру, двигаемся к машине, попутно испытав некое подобие настоящего шока. У стены Дворца мотоцикл, а вместо номера… цветная фотография храма Василия Блаженного на фоне вечерней Москвы. Крупная надпись «RUSSIA» отметает последние сомнения. И это в жестком исламском государстве, да еще в таком месте, как Тадж Бек. Здесь наша война началась, и, похоже, сами афганцы здесь же хотят ее закончить.

Плечистый афганец в натовском камуфляже на просьбу о единственной фотографии вновь отрицательно машет головой. Что ж, нельзя, так нельзя. Ситуация весьма спорная и условия не те, дабы что-то доказывать. Солдаты уже не пытаются удержать суровость во взглядах. Измотанные войной парни ничего не говорят, но заметно им жаль прерывать наше короткое молчаливое общение.

Смерть кругом гуляла

— А я служил в России! — От неожиданности поворачиваю голову. Передо мной древний старик, с седой бородой, в чалме, на плече лопата. За его спиной развороченные снарядами стены бывшего здания Министерства Обороны Афганистана. Но изначально это Дар-уль-Аман, не близнец, но родной брат Тадж Бека. Оба здания построены немецкими инженерами в начале прошлого века. Говорят, в свое время от их роскоши лишались дара речи, даже европейские вельможи. У дворцов очень похожая судьба, между ними всего два километра, и это дает хорошие возможности для фотосъемки. Тем более, что здесь никаких препятствий нам чинить не стали.

— Мне 96 лет, — ошарашивает старик, имя которого Момат Кабир Моматайр. — Дар-уль-Аман при мне закладывался. Я совсем мальчишкой был и почти всю жизнь здесь трудился. Дворец для Аманулла хана строился, здесь только садовников 220 человек работало. Я один из них.

Старик тут же окунается в историю толи дворца, толи своей жизни, с упоением перелистывая, потрепанные войной страницы летописи.

— В 60-х годах меня в армию забрали, тогда еще с советами войны не было. В воздушно-десантных войсках служил, — продолжает бородатый худой собеседник. — Однажды построили всех и спросили, кто желает прыгнуть с парашютом в Советском Союзе. Только я один шаг вперед сделал, остальные испугались.

Как выяснилось у нашего неожиданного собеседника более сорока прыжков с парашютом. Причем, он умудрился не потерять доброй памяти о России даже в годы советско-афганской войны.

— У меня много фотографий с советскими друзьями десантниками было. Я их в рамочки, под стекло оформил. Десятки лет хранил, всем показывал, а потом талибы пришли и все отобрали. Думал, убьют меня, но видимо не стали со стариком связываться. Кафиром только обозвали, Неверный, значит. А перед этим моджахеды мой (!) Дворец целыми сутками обстреливали из пушек, людей много погибло. Мы по подвалам сидели, десять дней без воды и пищи, голову боялись высунуть. Смерть кругом гуляла.  

Посадить дерево — закончить войну

Разрушенное Минобороны тоже под присмотром военных, но режим охраны не жетский. Буквально по пятам за нами бродит группа военных. Поначалу настороженно присматриваются, а потом принимаются позировать перед объективами.

— Я их не понимаю, — признался наш теле-оператор афганец Ваит. — Кажется пуштуны. Местная многонациональность преподносит и такие сюрпризы. К делу приступает наш переводчик Маджит, кстати, тоже пуштун. Но солдаты немногословны. Видно, только что их разбирает любопытство. Афганские вояки демонстрируют старые американские винтовки «М-16» и потертые автоматы Калашникова китайского производства. Немного расслабившись, разрешают заглянуть в кабину американского военного «Хаммера». Старик не уходит, чуть помявшись, тянет за рукав. Подходим к небольшому худенькому дереву.

— Месяц назад посадил, — хвастается дед. — Мэр Кабула попросил всех жителей помочь кто чем может для восстановления исторических мест. Говорят, после этого война закончится. Денег на пожертвование у меня нет, но есть силы еще поработать.

Девяностошестилетний афганец в чалме и с бородой уверенно перекладывает на плечи свою большую лопату и на прощание обещает оставаться садовником, пока сил хватит. 

Приамурье запустит спутник для Афгана

Вячеслав Некрасов — афганист. В 80-х годах прошлого века — советский советник в Афганистане. Корреспондент АП встретился с ним в Кабуле.

— Русские миссии шли в Афганистан еще при Иване Грозном, поэтому наши народы связывают тесные исторические и культурные отношения. Конечно, многое позабыто, но взаимный интерес до сих пор присутствует. Россия хочет и может отремонтировать многие построенные объекты, в том числе и на Саланге. Но есть внутренне противодействие, прежде всего со стороны американской администрации. Американцы не хотят нашего экономического присутствия.

В тоже время Афганистан это котел векторов противодействия многих сил. Здесь варится такой продукт, брызги от которого по всему миру. Взять хотя бы события арабской весны — именно здесь прошли подготовку многие тысячи боевиков и террористов. Египет, Сирия, Ливия — это все продукты нестабильности Афганистана.

Нам ни в коем случае нельзя вводить сюда войска, но нужно активизировать свое экономическое, культурное присутствие. Оставлять эту страну один на один со своими проблемами просто опасно — радикализация Ислама, терроризм будут развиваться, а наши южные границы рядом. Вы, кстати, космодром у себя в Амурской области строите, учтите — один из запущенных с него спутников будет афганским. Сейчас вынашиваются планы о развитии связи, телевидения и так далее, в том числе и при помощи космоса. 

Возрастная категория материалов: 18+