Профи гражданского права — так ее уважительно называют коллеги и студенты АмГУ, где Наталья Абрамовна преподает на юридическом факультете.  Покидая ответственный пост, Наталья Бороденко рассуждает о судейской работе через призму собственного опыта, делится наблюдениями, интересными и поучительными для тех, кто только начинает работать в судебной системе.

В эпоху перемен и ломки

— Наталья Абрамовна, вы начинали еще в советские времена, пережили смену социально-экономических формаций, не одну судебную реформу. Когда труднее всего было работать и почему?

— Так получилось, что мне довелось работать в судебной системе как раз на стыке эпох. Я пришла в суд в 1987 году. Мне было тридцать пять лет, и в судьи Ленинского районного суда города Благовещенска меня выдвигал коллектив Амурской птицефабрики. Тогда ведь судей выбирали. Да, это было советское время — 70 лет советской власти. Но уже началась эпоха Горбачева, перестроечные процессы были запущены. Если первые пять лет работали относительно стабильно, то в 1992-м произошли важнейшие события в стране.

Вступила в действие новая Конституция РФ, происходили бесконечные изменения законов. В судах появилось много новых непривычных дел. Были и громкие политические процессы. Тот, кто жил в нашей области, должен помнить, какие жаркие дебаты разворачивались между претендентами на пост губернатора, как была прекращена деятельность Амурского областного Совета народных депутатов. Тогда нам казалось, что это немыслимо. И лично мне приходилось рассматривать такие дела. Вспоминая то время, иногда поражаюсь — и как мы могли все это осилить? Работать было очень трудно, но интересно.

«Примирила» супругов

— За многолетнюю практику вы провели тысячи процессов и по уголовным, и по гражданским делам. Понятно, что всего не упомнишь. И тем не менее были дела, которые особенно врезались в память?

— Уголовные дела я рассматривала, только когда работала в районном суде. В областном суде я занималась исключительно гражданским правом. Но, как это ни странно, на всю жизнь мне запомнилось как раз одно из уголовных дел. Я до сих пор чувствую за собой некоторую вину. Это было дело так называемого частного обвинения — когда один человек обвиняет другого, а государство в спор не вмешивается. В судейской практике мне часто приходилось сталкиваться с людским унижением и жестокостью. Это был как раз такой случай.

Муж избил жену. Она подала заявление в суд и принесла медицинское освидетельствование о побоях. Раньше по таким делам мы сразу не выносили решение: обязаны были супругов примирять. В социалистическом праве был даже термин «воспитательный момент права». Как положено, я провела беседу с супругами, дала им время на раздумье и отправила. А через день приходит ко мне эта женщина — вся голова у нее забинтована. Оказывается, как только они вернулись домой, муж снова ее избил, настолько сильно, что челюсть сломал. Женщина даже говорить не могла. Положила передо мной бумагу и написала: «Вот так мы примирились…» Конечно, напрямую никакой моей вины в случившемся не было, но эта история оставила след в сердце. Сегодня — и как женщина, и как мать, и как судья — я считаю: там, где присутствуют жестокость и насилие, семью не стоит сохранять.

Кому отдать ребенка?

— Из гражданских дел какие рассматривать сложнее — трудовые споры или касающиеся личной жизни, взаимоотношений граждан?

— Поскольку я раньше была нотариусом, мне всегда были интересны наследственные дела — все, что касалось собственности, жилья. Считается, что это наиболее сложные дела с точки зрения правоприменения и законодательства. Если говорить о семейных спорах, конечно, очень тяжело принимать решение о лишении родительских прав и определении местожительства ребенка после развода родителей. Когда отец или мать ведет аморальный образ жизни, жестоко относится к детям, не занимается их воспитанием, вопросов нет. Но ведь бывает, что оба родителя достойные люди, а договориться не могут. Еще и ребенок один! Смотришь заключение органов опеки, а они сами в растерянности. И у одного родителя материальная обеспеченность, условия жизни хорошие, и у другого.

— И как быть?

— Учитываем такие критерии, как пол, возраст ребенка. Если это маленькая девочка, то, наверное, ей лучше будет возле мамы. Если мальчик постарше и к отцу привязан, то можем оставить ребенка с папой. Сейчас нет такой категоричной направленности, что дети должны жить только с матерью. И в нашей судебной практике много примеров, когда ребенка оставляем с отцом. В любом случае все равно это ненормально. Надо, чтобы ребенок общался и с мамой, и с папой, хотя они и живут раздельно. Но зачастую мы видим, что начинаются препятствия со стороны родителя — того, с кем остался ребенок. Разногласия и конфликты все равно продолжатся, в них впутывают еще бабушек и дедушек, которым тоже не дают общаться с внуками.

Если бы органы опеки умели выполнять свои функции так, как положено, привлекали психологов, или у нас, как в других регионах, были центры юридической консультации именно семейной направленности, куда бы люди могли прийти и получить психологическую помощь, то судебных споров, где близкие не могут поделить детей, было бы меньше. Я считаю, здесь надо вести работу параллельно: и семьи по возможности пытаться сохранить, а уж если родители разошлись, то и помочь им найти компромиссное решение и поддерживать нормальные отношения ради ребенка.

Трудно сохранять беспристрастность

— А были моменты, чтобы внутренне вы были на стороне одного человека, но решение выносили в пользу другого?

— Судья должен всегда сохранять объективность, беспристрастность. И уметь оставлять личные эмоции за пределами суда. Но, не скрою, в процессе рассмотрения дела иногда возникает человеческая симпатия, даже сожаление — когда понимаешь, что, может быть, этот человек и прав, но закон не на его стороне. В таком случае мы, судьи, ничего не можем сделать. Например, когда речь идет о выселении из квартиры. Иногда смотришь: люди непьющие, добропорядочные, но доход настолько низкий, мизерная пенсия, что не хватает на самое необходимое. Они не в состоянии регулярно оплачивать муниципальное жилье и дорогие коммунальные услуги, хотя и получают субсидии. Эти субсидии ведь очень низкие. Распространенная ситуация сегодня.

Выселение — это крайняя мера, она редко допускается законом. Неплательщиков не выгоняют на улицу, без угла они не остаются. Как правило, их переселяют в другое, неблагоустроенное жилье. И все равно, принимать такие решения всегда тяжело, особенно если речь идет о семьях, где есть инвалиды. Люди сами все понимают и соглашаются на переселение от безысходности. Конечно, какое судья будет испытывать моральное удовлетворение от своей работы в таком случае? В душе остается осадок.

О давлении и правовых позициях

— Вам когда-нибудь угрожали подсудимые или их родственники?

— Случалось, когда оглашала приговор, из зала что-то обидное выкрикивали. Но такого, чтобы мне напрямую угрожали, не было.

— А давление на вас пытались оказывать — телефонное право ведь никто не отменял?

— Давить можно на того, кто не сопротивляется, кто не уверен в себе. За все годы, пока я осуществляла правосудие, не было случая, чтобы мне кто-то звонил или приходил и говорил, что надо бы вынести по делу такое-то решение. Не было такого. Возможно, у людей, не знающих тонкостей судебной работы, и складывается такое впечатление. Но оно ошибочно.

— Давить на судью можно и более тонко. Внутри судебной системы ведь есть так называемое корпоративное право.

— С этим соглашусь. Если говорить о том, насколько судья свободен при принятии решений, то есть такое понятие, как правовые позиции. Допустим, мы не можем пойти против правовых позиций Верховного суда РФ, если он высказался по правоприменению закона или по конкретному делу. Рассматривая подобные дела, мы уже вынуждены согласиться с Верховным судом, даже если ты внутренне сопротивляешься. Так же и мировой, городской или районный судья должен считаться с позицией вышестоящей инстанции. А иначе нельзя! Это необходимо для единства обеспечения судебной практики в нашей стране.

Хочу отметить, что Верховный суд сегодня стал более гибким: направляет в суды регионов варианты мнений. Судьи собираются на коллегиях, мы ведем дискуссии, потом свое мнение направляем в Москву. И затем уже Верховный суд публикует разъяснения и указание по толкованию закона и применению его в судейской практике.

Наталья Бороденко:
«Мы начинали этот путь
В эпоху перемен и ломки,
И нам пришлось сполна хлебнуть
Скандальных дел, процессов громких.
Законов горы, тонны дел,
Но светятся глаза от счастья.
И смелость — молодых удел —
Спасала нас от всех напастей».

 

 

Возрастная категория материалов: 18+