Фото: Сергей ЛазовскийФото: Сергей Лазовский

Обыкновенное чудо

— Леонид Федорович, мне кажется, что вы в Благовещенске или давно не были, или вообще приехали впервые?

— Я был здесь  еще во времена Брежнева, когда на том берегу не было никаких строений,  кроме домиков с мартеновскими трубами, когда у китайцев была странная идея выплавлять металл в каждой семье.  Это был 1972—73-й годы.

— «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно» — все помнят ваш голос в этой песне в фильме «Обыкновенное чудо». А что для вас лично обыкновенное чудо?

— Наверное, то, что когда-то я пришел в театральный институт. Там было много смешных ситуаций, когда я рассказываю, все говорят, что такого не может быть.  Но как-то жизнь так складывалась, что вовремя появлялись какие-то люди или случались какие-то происшествия, которые все равно  выводили  меня на эту линию. Я вспоминаю и даже не могу понять, как это все так сошлось.  Ощущение, что все случилось неспроста, что кто-то свыше как-то незаметно подталкивает. 

В театральный институт я поступал три года и не мог поступить никак. Уже плюнул и решил закончить с этим делом. Но моя соседка, девчонка-школьница, которая мне тогда очень нравилась и мечтала быть актрисой, сказала: «Пошли поступать!» А я уже решил, что мне хватит, потому что уже везде провалился, и все это мне порядком надоело. Но она настояла: «В Щепкинском завтра последний день прослушиваний, пойдем! Если не пойдешь, я с тобой дружить не буду».   Мы договорились встретиться утром у метро. И в итоге  она проспала,  а мне пришлось сдавать экзамен, хотя я и шел-то больше за компанию.  Сдал — и прошел. Когда был на втором курсе, педагог Анненков  подсказал, что мне надо петь, хотя я учился на драматического артиста.  Окончил институт — оказалось, что я не попал ни в один московский театр.  И снова мне один педагог, который меня даже не учил, как-то случайно при встрече подсказал, что если я хочу остаться в Москве,   надо просить свободный диплом.  Я так и сделал. Пошел педагогом в народный театр при ДК. А там я стал петь, в течение двух лет пел эстрадные песни с оркестром. Это меня вывело на пение, я там такой огромный репертуар наработал! И все вот так непонятно для меня, но удачно  складывалось. Наверное, это и есть обыкновенное чудо.   

«С детства болел Азнавуром и Синатрой»

—  Зрители знают вас как прекрасного исполнителя романсов…

— Это потому, что последние годы я вел на телевидении программу «Романтика романса». Но это не мое основное. Я всегда пел разный репертуар, участвовал в озвучении множества фильмов.  Я все годы пел с гитарой, и это само меня вывело на жанр романса. А вообще меня всегда тянуло к хорошей эстраде, я очень любил зарубежную эстраду, с детства слушал записи Азнавура, Синатры, Энди Уильямса — болел этой музыкой. Но в советское время  это петь было нельзя.  Зато сейчас я счастлив — полтора года назад я познакомился с исполнительницей Кристиной Аглинц,  которая входит в наш проект «Леонид Серебренников и его леди», мы делаем программу Unforgettable («Незабываемое»), где звучат песни на английском, испанском, итальянском языках.  Это новая стезя, я ей уделяю много времени, это позволяет выступать за границей. Сейчас как раз у меня американские гастроли готовятся. В США я был пару раз, но гастрольных туров у меня там не было.  В Израиль я уже 13 раз съездил, был в 15 странах. Мне необходимо, чтобы люди в разных странах понимали, о чем я пою. Кроме того, это действительно красивые вещи, в сравнении с тем, что поется на нашей современной российской эстраде. Сегодняшняя эстрада мне неинтересна. Это не то чтобы протест.  Но лучше я буду петь ретро либо зарубежную эстраду.  Современные песни меня не вдохновляют.  Не мое.

— Почему? Современные композиторы все упрощают?

— Есть такие понятия, как призвание, талант, гениальность, и есть понятие ремесла. Сейчас музыку пишут все. Чуть ноты выучил — уже пишет. Поэтому Никита Богословский, с которым я дружил 15 лет, говорил: «Я всегда думал, что  пишу музыку, оказывается, я писал саундтреки».  Если взять нашу эстраду за последние 20 лет — сколько появлялось хитов! Мы думали: вот сумасшедшие хиты, когда вся страна пела «На недельку до второго» или «Я так хочу, чтобы лето не кончалось». А сейчас эти песни вообще никто не помнит.  Даже в проекте «Старые песни о главном» исполнители в основном обращаются к песням 60-х годов и ранее. А песни, которым 5—8 лет, вообще не поются. Как говорил Оскар Фельцман, с которым мы тоже дружили и домами, и семьями,  хорошая песня у композитора появляется одна-две  в год. Если мы берем Фельцмана  — «Огромное небо», «Черное море мое» — у него нет ни одной песни мимо, все, что он написал, бьет в десятку.  Когда я выступал в Израиле с попурри из песен Фельцмана, со мной весь зал пел.  А сейчас  — как мне один знакомый композитор сказал:  «Я пока обедаю, штучки три накидываю». Но это же несерьезно, это такие песнюшечки, под которые потанцевали и разбежались. Песня — это отголосок души и сердца. А если песня для того, чтоб повеселиться и все — она надолго не задержится.

Светящиеся метеоритики слетаются на «Голос»

— На ваш взгляд, сегодня хорошее время для артистов?

— Очень сложное. Потому что все перешло на коммерческие рельсы. Сейчас талантам безумно трудно пробиться.  Артистов пытаются штамповать, создаются все эти проекты — «Голос», «Фабрика». Каждый год идут эти конкурсы, молодые люди получают звания типа «Лучший голос», но проходит год, два, и человек теряется. Но артист — это не фабричный продукт, это штучный товар, ручная работа. Ни один уважающий себя  музыкант не будет играть на фабричной гитаре, он будет заказывать  у мастера уникальный  инструмент.  Если  фабрика выдает артистов по 30 штук в сезон, мы видим, что  хороших голосов море, а индивидуальностей  — единицы. Вспомним старую эстраду — Пьеху, Толкунову,  Магомаева, Ободзинского, Гуляева, Кобзона ни с кем не спутаешь.  Они  очень индивидуальны. А сейчас идет целая волна очень способных, великолепно владеющих голосом певцов, но очень похожих друг на друга.  Мы их отличаем не по голосам, а по песням.  Взял новую песню  — и мы уже не можем узнать, кто поет. 

И еще меня напрягает, когда начинают  убеждать молодежь: ты гений, ты звезда. А он только вышел на сцену. Это еще  не звезды, это светящиеся метеоритики. И  неизвестно, будут ли они звездами.  Я считаю, что эти конкурсы — для молодых  шанс выйти на сцену и в течение многих лет доказывать зрителям, что им не зря дали это звание. Должны пройти годы, прежде чем зритель вас назовет звездами.  И зрители будут ходить на ваши концерты не потому, что вас каждый день показывают по телевизору, а потому что вы уже  заняли свою нишу, и вас народ полюбил, что вы попали в сердце и душу трети населения страны. 

— Вы драматический артист, а с театром и кино ваши отношения как-то складываются?

— Только в виде песен за кадром. 

—  В современных фильмах вам не предлагают петь?

— Нет, потому что к современным фильмам песни сочиняют сами музыканты и сами же исполняют. Такое самообслуживание идет, артистов звать не обязательно. Посмотрите, последние годы выходят фильмы — и песен в них, если сравнить с кино 70—80-х годов, не так уж много.  Хотя сейчас тоже есть кино, песни из которого запоминаются. Например, «Московская сага» с музыкой  Александра Журбина,  очень профессионального человека, мастера. Когда звучат «Ах, эти тучи в голубом», люди воспринимают ее как песню военных лет, хотя это стилизация.  В «Оттепели» Валерия Тодоровского песня тоже очень понравилась, прекрасная стилизация под 60-е годы.

— У вас есть мечта — может быть, какой-то новый проект осуществить?

— Все годы у меня один-единственный проект — это песня. Другое дело, что направление меняется: то музыка кино, то романсы, то зарубежная эстрада. Но я стараюсь все это  сочетать в одном концерте. 

Возрастная категория материалов: 18+