Каждый недостаток — давно как достоинство. Фото: static.playcast.ruКаждый недостаток — давно как достоинство. Фото: static.playcast.ru

Свое отвставался

Достал, наверное, всех своими автобусами, но там такие истории происходят, хоть сценарий для семейной саги пиши. В очередной раз не смог пройти мимо, а точнее — проехать. Вошла недавно в салон пара старичков. На первый взгляд обычные пенсионеры. Он в военной шапке без кокарды, из одежды — камуфлированный тулуп, потертые брюки, стоптанные ботинки. Она — в дешевом китайском пуховике и мохеровом платке, по виду еще из «приданого». Чистенькие старички, опрятные, но возраст такой, когда на новый гардероб уже тратиться жалко. Живут по принципу «Мы свое относили». Лет по 70 каждому и немного сверху.

Места свободные в салоне есть, но в основном одиночные — вместе не присядешь. Топчутся на передней площадке, тяжко вздыхают. Бабуля первая не выдерживает. Ворчит громко на своего деда:

— Иди, вон место возле водителя, а то опять будешь на ноги жаловаться.

Дед смотрит на сидушку, еще немного думает, потом нехотя садится. Какое‑то время едут молча. Дед сидит, бабуля позади него за поручень держится, на верхнюю ступеньку входной двери спустилась.

— Ты чего там встала? — погодя оглядывается дед. — Иди сядь, места еще есть.

— Не буду. Выбираться потом тяжело и тебя еще поднимать…

— Чего меня поднимать, я сам встану…

— Куда ты там встанешь? Отвставался свое, сиди уж…

— Смотри, чтобы дверью тебя там не придавило, — огрызается уязвленный дед. — Сапог застегни, а то проветрит, опять по больницам пойдешь…

Золотая свадьба — это когда позади полвека битой посуды, полвека просьб о прощении. И каждый недостаток — давно как достоинство.

Бабуля кряхтя наклоняется, скрюченными артритными пальцами пытается застегнуть непослушный обувной замок. Дед смотрит на это критическим взглядом, потом не выдерживает, кое‑как поднимается и подходит к своей бабуле. Пару минут он тянет непослушную «собачку» на сапоге супруги. Для постороннего наблюдателя картина комичная. Бабушка одной ногой на ступеньке, второй в салоне. Одной рукой держится за поручень, второй вцепилась в дедов воротник — чтобы не упал. Тот согнулся в три погибели и тянет замок что было сил. Автобус покачивает, но старики не сдаются. Дед в итоге одерживает победу, но замок тут же расходится. Оба расстроены.

— Я тебе давно говорил — новые надо купить.

— Куда мне новые? В гроб с собой забрать?

— Войлочные недорогие.

— Твои, вон, тоже развалились совсем.

— «Прощайки» надо, — соглашается дед, глядя под ноги.

Дети большого города

Автобус подходит к универмагу. Дед с бабкой неуклюже выбираются из салона. Она давно на земле, он все не может сойти с нижней ступеньки. Борьба с замком забрала последние силы. У дверей небольшое столпотворение, люди расплатились за проезд и теперь готовятся на выход.

— Чего ты там корячишься, народ задерживаешь? — ворчит бабуля. — Кто так спускается? Глаза разуй, совсем не видишь, куда ногу ставить? Спиной выходи. Задом, говорю!

В последний момент старушка ловит своего деда, который буквально вывалился из салона и только благодаря ей удержался на ногах. Полминуты старики переводят дух. Стоят на проезжей части, испуганно оглядываются. Словно дети посреди большого города. Маленькие, хрупкие и растерянные. В своем нелепом одеянии. Кругом масса людей, все спешат, суетятся. Они же только вдвоем и никого лишнего.

Когда подходят к тротуару, картина повторяется, только теперь в обратном порядке, да и персонажи меняются местами. Бабушка осторожно ставит ногу на бордюр, но подняться не может. Дед тянет ее за руку, отчаянно жестикулирует, что‑то кричит и, кажется, психует. В итоге подсаживает бабушку сзади. Перевалив через бордюр, старики вновь переводят дух и медленно телепают к дверям универмага. Он придерживает ее за локоть. Она вцепилась в свою палку. Невольно задаешься вопросом — сколько они прожили вместе? Лет сорок, а может, и все пятьдесят. Сколько злобы и неприязни накоплено за это время. Теперь все разговоры — сплошь обиды и ежеминутное ворчание.

За полвека даже дальний родственник хуже горькой редьки надоест.

Будь помоложе, уже давно бы разбежались, совместно нажитое имущество и последние «прощайки» поделили. Да за полвека даже дальний родственник хуже горькой редьки надоест. А тут под одной крышей, в одной кухне, на одном огороде. Ради чего вся жизнь? Ради этих нескончаемых упреков?

Свадьба наверняка была комсомольско-молодежной. В комнате рабочего щитового общежития, без шампанского и медового месяца. После первой брачной ночи утром рано на работу — лить бетон в фундамент очередной великой стройки. Вся жизнь — сплошная борьба за счастливое будущее. Годами одна мысль на двоих — еще немного, еще чуть‑чуть, а уж там заживем! Жизнь от зарплаты до зарплаты, в военной шапке без кокарды и платке из «приданого». Сколько слез отчаяния и разочарования пролито, сколько пережито скандалов и перебито дефицитной посуды.

Чага на конском навозе

Теперь вот — «прощайки». Итог многолетней надежды на что‑то светлое и неизбежное. Сейчас купят себе войлочные ботинки, попутно переругаются из‑за размеров и качества обуви. Будут долго по‑стариковски щепетильно и придирчиво оценивать стоимость и морозоустойчивость новой обуви. Старую не выбросят. Старики вообще редко что выбрасывают. Сложат в чулан, на черный день.

Вечером усядутся на одной кухне, под одной крышей. Он скажет про боль в сердце и низкое давление. Она поворчит и нальет ему теплого чая с молоком. Старики любят чай с молоком. Потом она будет стонать и жаловаться на подагру. Вспомнит очередной «чудо-рецепт» от всех болезней (соседка по огороду на себе испытала). Он выскажет все, что думает об этой «чаге на конском навозе», моральном облике соседки по огороду и прочем самолечении. Затем, шаркая тапочками, принесет жене старый застиранный плед.

Позвонят дети. Сами уже взрослые и давно родители. Поинтересуются у отца и матери, как дела, как здоровье? Старики скажут, что все хорошо — у детей своих забот хватает, грузить их своими проблемами ни к чему. Положив трубку, решат подкинуть детям немного денег на Новый год. А чего их копить — эти деньги? В гроб с собой не возьмешь. Вот пенсию дождутся и сразу подкинут.

Досмотрев сериал, старики разойдутся спать по разным комнатам. Возраст такой — уединения хочется хотя бы во сне. Покоя хочется в отдельной постели. Правда, ненадолго. Старики — ранние пташки, долго не спят. Быстро скучать начинают.

Але, мадам! 

Вслед за стариками на универмаге почти весь автобус вышел. В салоне только я и парочка молодежи на задней площадке. Он ей что‑то оживленно рассказывает. Она все это время увлеченно тыкает в кнопки смартфона.

— Щсщ-сщс… — один ответ на все его попытки привлечь к себе внимание. — Щсщ-сщс… только Светке отвечу…

Ответ Светке затягивается на пару минут, и в итоге парня прорывает на эмоции.

— Але, мадам! Я вам тут не мешаю?!

Она еще мгновение смотрит в экран смартфона, нажимает на пару кнопок и лишь после этого поднимает на кавалера спокойный и безмятежный взгляд.

— Хочешь, я тебя поцелую? — искренне и виновато спрашивает девушка.

— Хочу!!! — говорит он с вызовом.

— Хорошо, — тихо отвечает девушка и… невозмутимо подставляет свою щеку.

Молодой человек теряется в пространстве, открывает рот, багровеет. Однако деваться некуда — робкий поцелуй.

— Ты в жизни не пропадешь, — устало мямлит трепетный Ромео.

— А то! — игриво подмигивает барышня. — Ты знаешь, у Светки новый чехол для айфона…

Все, финал, занавес! Хотя… в их жизни все только начинается.