Фото: Андрей АнохинФото: Андрей Анохин

Крюк для «трехсотого»

Олеся не доехала до Краматорска километров 15, но теперь это уже не имело никакого значения. Голова раскалывалась от боли, сквозь бордовую пелену глаза едва различали окружающие предметы. Девушка сидела на асфальте, с трудом воспринимая действительность. Рядом догорал маленький зеленый микроавтобус, единственным пассажиром которого она была еще несколько минут назад. Олеся нервно провела ладонью по лицу, рука завязла в тяжелой липкой слизи. Посмотрела на ладонь, с пальцев капала кровь. Едва сдерживая рвотные позывы, девушка начала громко хохотать.

— Она в шоке...

— Значит, жива...

Олеся с трудом обернулась на голоса. В двух метрах от нее над телом водителя микроавтобуса склонилось несколько мутных фигур.

— Брелок! Командир! Соседи советуют уходить, — одна из фигур отвлеклась от компактной радиостанции. — Артнаводчика перехватили, опять дает целеуказание по нашему квадрату. Сейчас снова шарахнут…

— Забираем контуженную и валим в «зеленку», — скомандовал бородатый человек с закопченным лицом, в грязном засаленном камуфляже. — Лидеру передайте — у нас тяжелый «трехсотый». Будем делать крюк и вывозить его на границу. К Донецку сейчас не пробиться...

Олесю подхватили несколько рук, уложили на плащ-палатку. Последнее, что она запомнила, — мелькание камуфлированных рук и ног, плавно переходящих в верхушки деревьев. Совсем рядом громко ухнуло. Потом раздался свист, и ухнуло еще раз. Девушка потеряла сознание.

«Сепары!» — Олесю обожгла страшная догадка. Там, в Киевском университете ей много рассказывали о зверствах террористов Донбасса.

Любое желание

Очнулась уже в сумерках. Рядом, привалившись спиной к дереву и устало запрокинув голову, сидел бородатый. Зажав автомат коленями, человек дремал. Кажется, не старый еще. Он никак не вписывался в эту войну. На руке, чуть выше запястья, в виде часов оригинальное тату — летучая мышь с распростертыми крыльями. Всклокоченные, давно немытые волосы с трудом выдавали остатки некогда аккуратной прически. Только сейчас она разглядела торчащий из-под ворота красно-белый фанатский шарф московского «Спартака». Ему бы в «ночнике» тусить.

— Мне в Краматорск надо... К маме, — едва слышно прошептала Олеся.

— Извини, но там укры, — мгновенно проснулся бородатый. — Поэтому пойдем другим путем.

«Сепары!» — Олесю обожгла страшная догадка. Там, в Киевском университете, ей много рассказывали о зверствах террористов Донбасса. Сердце сжалось в комок, воспаленный мозг отозвался болью.

— Слышь, контуженная! Яблоко хочешь? — бородатый порылся в разгрузке, извлек яблоко, деловито потер его о штаны.

— Извини, но другого нет...

— Вы меня убьете, — безо всякого намека на вопрос выдавила Олеся.

— А потом сожрем, — спокойно завершил ее мысль сепаратист. — Ты теперь наш трофей, поэтому можешь расслабиться.

— Мне к маме надо, — чувствуя, как наворачиваются слезы, повторила Олеся.

— В больницу тебе надо, — категорично отозвался сепаратист, надкусывая яблоко. — Ты бы силы поберегла. Крови-то знаешь сколько потеряла? Голову мы тебе перевязали, теперь хирург хороший нужен. Дыра у тебя там, — беспардонно постучав по своей голове, заявил бородатый. — Конкретная такая дыра, рукоятка от штык-ножа пройдет. К твоему макияжу теперь модный аксессуар напрашивается — швы хирургические. Так что проблема у нас. В последний раз спрашиваю — яблоко будешь?

Он протянул ей остатки фрукта. Потом внимательно посмотрел на девушку, вновь пошарил в своей разгрузке, извлекая на свет небольшую коробочку с надписью «Промедол». После укола боль ушла, голова приятно закружилась, Олесю потянуло в сон.

— Загадывай желание, — сказал на прощание бородатый. — Сейчас любое исполнится...

Этот новогодний подарок стал ее личным трофеем, принесенным в жертву прошлому, будущему и настоящему.

Спасение без формальностей

…В Ростовском госпитале она очнулась спустя несколько дней. Олеся долго не могла прийти в себя. Вокруг сновали какие-то люди, в голове царил нескончаемый туман и постоянно хотелось пить. Иногда появлялся доктор, хмуро разглядывал рентгеновские снимки, говорил про баротравму, перенесенную операцию и постельный режим. После его ухода появлялись медсестры и меняли бинты. Олеся воспринимала действительность со спокойствием обреченного. Молча лежала на кровати, уставившись в потолок, отгоняя назойливые мысли. Подумать было о чем, но не хотелось. Только на третий день девушка поняла, что под плотной марлевой повязкой не хватает торчащих волос. Она была абсолютно лысая, и этот факт добавлял ощущения беззащитности.

— Новые отрастут! — угадал однажды ее мысли доктор. — А депрессия сейчас точно ни к чему. Тебя и так еле спасли. Ополченцам спасибо скажи.

Из обрывков разговоров девушка поняла следующее. Разведгруппа ополчения вывезла ее, полуживую, на подконтрольный погранпереход. Российские пограничники без лишних формальностей подогнали реанимобиль и всю дорогу до Ростова вытаскивали украинскую девчонку с того света. Причем Олеся, по словам медиков, сопротивлялась как могла.

Мысли перемешивались с воспоминаниями о бородатом сепаратисте. Получается, он спас ее от гибели. Зачем? Ради мучений? Прогнать мысли о нем не получалось. Олеся поражалась наглости и цинизму агрессоров. Спасать тех, кого они часто убивают, — нет, о таком она еще не слышала.

Нужно было позвонить, но доктор категорично отвергал любые просьбы о сотовом телефоне — никаких лишних эмоций! Только крепкий здоровый сон. Покоя не прибавлялось. У отца сердце больное, мама, наверное, тоже места себе не находит. Как там Димка? Ее парень участвовал в АТО в составе батальона «Азов». Бросил учебу еще в первую волну мобилизации и сбежал на фронт. Девушка переживала за него, но в душе гордилась. Жив ли? Чувство неопределенности угнетало.

К твоему макияжу теперь модный аксессуар напрашивается — швы хирургические.

Хорош студент

Из раздумий вырвал резкий «кислотный» рингтон.

— Слышь, красотка! Помоги.

Перед ней стоял молодой исхудавший парень с посеченным осколками лицом, с умоляющим взглядом и наглухо перебинтованными ладонями, больше напоминающими культи. Обеими руками он неловко пытался удержать вибрирующий телефон. Его вид моментально привел Олесю в чувство.

— Позвонить дашь?

— Сначала я!

Олеся схватила трубку, нажала на зеленую кнопку и поднесла к уху нового знакомого.

— Алё, мам! — лебезящим голосом затараторил раненый. — Все хорошо. Не переживай ты так. Все нормально с учебой, к сессии готовлюсь… Конечно, завтракаю… Не надо мне денег, стипендии хватает…

Она смотрела на этого наемника и давила в душе закипавшую ненависть.

— Хорош студент, — надменно произнесла Олеся, ткнув пальцем в его плечо. Из-под короткого рукава футболки выглядывала красноречивая татуировка «Цхинвал-2008».

— Да это старое. Еще в армии, перед дембелем набил, — отмахнулся парень. — Меня Борькой зовут.

— Мне без разницы, — парировала Олеся. Борька обиженно скривил губы: «Как знаешь».

Испуганный голос мамы отозвался сразу. Ждала. Однако стоило Олесе крикнуть «мамочка!», как абонент сразу отключился. Девушка безрезультатно повторяла вызов, но ее любимый номер больше не отзывался. Она написала сообщение Димке в соцсеть и вернула трубку раненому.

Она смотрела ему в спину и чувствовала, как внутри просыпается чувство брезгливости. К нему, к доктору, к российским пограничникам и к самой себе. Она, активная участница Евромайдана, невеста защитника Украины, лечит раны в тылу агрессора. Лучше бы ей там погибнуть, по дороге в родной Краматорск. Димку бы сейчас сюда.

От чувства собственного бессилия стало еще противнее. Рана на голове заживала, голова болела все реже, но доктор не торопился снимать операционные швы. Она коротала в тихой ненависти ко всему происходящему дни, недели. Успокаивала надежда — ее обязательно найдут. Главное — мама знает, что дочь жива. Хоть здесь легче.

Пальцев, которые пытались удержать большое яблоко, было всего три. На месте двух других «красовались» уродливые обрубки.

Предатель и сволочь

Как-то во время обеда в госпитальной столовой по телевизору шел военный репортаж. Олеся чуть не подавилась кашей, увидев мелькнувшее знакомое бородатое лицо.

— Старье крутят, — раздался раздраженный голос.

Девушка оглянулась — наемник, с перебинтованными руками, плюнул в собственную тарелку и вышел из столовой, хлопнув дверью. Так и пошел с привязанной к «культе» ложкой. Чего это он так? Догнав его в коридоре, она переступила через собственную гордость и попросила смартфон. Отвернувшись, набрала в поисковике знакомый позывной — «Брелок». Интернет выдал несколько упоминаний о тяжелых боях за Саур-Могилу месячной давности.

— Откуда ты? — неожиданно поинтересовалась она у Бориса.

— Из Новокиевского Увала.

Уловив знакомые нотки в географическом названии, Олеся растерялась.

— Это юго-восток?

Борис зачем-то подошел к висящей на стене коридора карте Российской Федерации. Внимательно посмотрел на Дальний Восток и заметно погрустнел.

— Пожалуй, да.

— Так ты еще и украинец?!

— Мой прадед в столыпинском вагоне ваши края покинул, а дед на Саур-Могиле похоронен. В августе 43-го погиб. Так что я землю предков защищаю.

В его показаниях (Олеся не отказала себе в удовольствии побыть в роли следователя) не вязалось ничего. Сугубо украинское название родного села Бориса противоречило российско-грузинской войне 2008 года. Украинская армия в ней не принимала участия. Девушка не верила ни единому слову этого человека.

— Сволочь ты и предатель, — категорично подытожила диалог Олеся.

— А ты дура! — не остался в долгу сепаратист.

Дни продолжали тянуться серой нитью грусти и отчаяния. От нечего делать Олеся беззастенчиво требовала у «безрукого» наймита смартфон и копалась в социальных сетях, пытаясь разыскать хоть какую-то информацию о «Брелоке». Она не могла оценить свои действия с точки зрения здравого смысла. Пленница продолжала ненавидеть своего нежданного спасителя, но при воспоминании о нем почему-то теряла покой. Олеся боялась себе признаться в том, что переживает за него. Гнала прочь эти мысли, обещала не думать, но каждый раз срывалась и вновь мониторила недра Всемирной паутины.

Штыком и гранатой

Приближался Новый год. Настроение ухудшалось и больше напоминало траур. Утром 31 декабря доктор с удовлетворением осмотрел отросший ежик волос на голове девушки.

— Красота! После каникул отпустим на все четыре стороны.

Куда? Зачем? Как она поедет домой, какими глазами посмотрит в лицо Димке? Навернулись слезы. Этот год был самым тяжелым в ее жизни. Сначала майдан, потом переживания за Димку, война, теперь вот российский госпиталь, молчание родителей и ощущение неопределенности. Олеся смертельно устала быть сильной и несгибаемой. Хотелось быть просто женщиной — слабой и беззащитной. И чтобы война эта проклятая закончилась. Из невеселых мыслей вырвал Борька.

— Слышь, свидомая! Ты мне когда аренду телефона оплатишь? Тут тебя спрашивают.

Она растерянно взяла из его перебинтованных рук-культей телефон, с недоумением посмотрела на незнакомый номер и поднесла к уху.

— Дочка! Живая! Ничего не отвечай и не переживай за нас. Все живы. Домой не возвращайся — тебя СБУ ищет…

Отец отключился неожиданно, и Олеся долго не могла прийти в себя. Вдруг безумно захотелось маминых теплых ватрушек и стариковского ворчания отца…

— Борька, — неожиданно тихо прошептала Олеся. — Ты веришь в исполнение желаний?

— Так… В Новый год сам бог велел, — обалдевший от внезапного дружелюбия, промямлил Борис.

— Давай загадаем?

В конце коридора появилась медсестра и позвала Бориса в перевязочную. Оставшись одна, девушка машинально тыкала в экран смартфона. Когда палец активировал одну из социальных сетей, в душе радостно зашевелилось. Пришло долгожданное сообщение от Димки. Наконец-то, живой. «Приезжай скорее, ничего не бойся. Соскучился», — отдалась радостным эхом в голове короткая фраза, окантованная кучей смеющихся смайликов. Жизнь наполнялась потерянным смыслом.

От нахлынувших эмоций девушка по инерции прокручивала пальцем «бегунок» на Димкиной странице, разглядывая фотографии. Ее парень в натовском желтом камуфляже позировал на фоне бронетранспортеров, развалин и окопов. Вот он — ее герой. Живой и невредимый, бьет врага как в том лозунге — штыком и гранатой. Тут и там встречались изображения разбитой боевой техники. Подоконник, на котором сидела девушка, угрожающе покачнулся на самом конце.

На фото стоял улыбающийся Димка. Он гордо вытянул вперед автомат, со ствола которого свисал рваный и обугленный красно-белый шарф московского «Спартака». Подпись «Трофей» била хлесткой пощечиной, не оставляя никаких сомнений.

Исполнение желаний

Хотелось мягкого грустного снегопада и выть по-волчьи. Олеся молча смотрела в окно на мерцающую иллюминацию. Кто-то умудрился натянуть световую гирлянду прямо на уличную елку в госпитальном дворе. Еще ни разу девушке не приходилось встречать Новый год так далеко от дома. Она ощущала себя изгоем, пленницей и сиротой, у которой отобрали прошлое и разрушили будущее. Оставалось только перебирать в памяти события последних месяцев, которые привели к катастрофе.

— Слышь, контуженная! Яблоко хочешь?

Девушка вздрогнула от неожиданности, а потом внимательно посмотрела на Бориса. Тот деловито тер яблоко о свои застиранные спортивные штаны.

— Чо рот открыла? Мне бинты сняли. Ручки-то, вот они! — Борис радостно размахивал ладонью с почерневшими от йода пальцами. Собственно, пальцев, которые пытались удержать большое яблоко, было всего три. На месте двух других «красовались» уродливые обрубки.

Девушка не мигая разглядывала чуть выше запястья оригинальное тату — летучую мышь с распростертыми крыльями. Одно из крыльев перечеркивал короткий заживающий шрам — след осколочного ранения. Сердце трепыхалось сродни этому маленькому ночному животному. В нем тоже затягивалась старая саднящая рана. Этот новогодний подарок стал ее личным трофеем. Ему в жертву Олеся была готова заклать свое прошлое, будущее и настоящее.

— Борька…

— Чо?

— Борька… твое желание исполнилось?

Тот внимательно посмотрел на Олесю, потом сделал два шага назад и, скорчив игривую улыбку, смачно и демонстративно надкусил яблоко.

— Пока еще нет…

— А мое уже да!..

Очень хотелось написать простую человеческую историю о людях, которые перестали быть врагами.

***

Вымысел ради реальности — Все события вымышлены, любое сходство с реальными людьми считать случайным. Да и сам материал написан задолго до описываемых событий. В нем нарушено главное правило журналистской этики — не обмани. Эта ложь обусловлена желанием поставить жирную точку в главной трагедии уходящего года. Пусть эта точка появится хотя бы на бумаге, пусть не будет иметь решающего значения, однако покажет — все возможно.  Как бы мы ни хотели, но уходящий год придется рассматривать сквозь призму украинских событий. Впрочем, война в Новороссии — лишь глобальное воплощение сиюминутных рядовых взаимоотношений между разными людьми. Даже в мирной жизни мы все очень легко начинаем видеть врага в самом близком человеке. Ради желания убить хватает пустякового повода. Мы живем в условиях гражданской войны каждый день, впитываем ненависть к себе подобным каждую минуту. Наша душа — это зреющий майдан по отношению к первому встречному. И каждое прощение в обычной жизни — это шаг к миру в большой войне. Все 365 дней этого года очень хотелось написать простую человеческую историю о людях, которые перестали быть врагами. Хотелось изобразить их встречу, что называется, по факту, из уст реальных персонажей. К большому сожалению, жизнь не предоставила подобной возможности. 

Сегодня 31 декабря, до боя курантов считанные часы. Однако надежда еще есть. Потому что человеку свойственно любить и ненавидеть, а потом прощать и снова любить. Значит, такие истории имеют право на существование. Новый год — лучший повод для прощения обид и врагов. Крылья военной разведки

Летучая мышь с распростертыми крыльями — символ военной разведки России. Представители этой славной династии бывшими не бывают. Они остаются разведчиками даже после дембеля и всегда готовы оказаться в самом пекле очередной войны. Среди добровольцев Новороссии немало отставных разведчиков. Обычные ребята из российской глубинки вместе с шахтерами Донбасса бьются за землю наших общих предков и очень хотят быть когда-нибудь понятыми. 

Возрастная категория материалов: 18+