О выборе профессии

Профессию журналиста я не выбирала, за меня это сделали подруги. В то время я занималась семьей, домашними делами и искала работу. Подруги увидели объявление, что на один из местных телеканалов требуется ведущий, и почему-то решили, что я подойду. Сами позвонили, договорились, отправили меня на собеседование. Кастинг я не прошла. Но так как у меня было филологическое образование, мне предложили остаться журналистом.

Первое время было очень трудно: меня никто не любил, и я ничего не понимала. Вообще не понимала, чего от меня хотят! Мне было почти 30 лет, в этом возрасте карьеру строить не начинают. Стыдно признаться, но до этого момента я не смотрела телевизор, не интересовалась политикой, экономикой, общественной жизнью, губернатор и мэр были для меня одним лицом, и как оно выглядит, я не представляла. Поэтому мне было очень трудно, все было новым, я открывала для себя Америку каждый день. Я старалась наверстать упущенное: закрывшись от семьи в туалете, каждый день читала газеты. Плюс у меня была проблема с дикцией — я не выговаривала шипящие, сочетания «рст» и гундосила. В общем, звукорежиссеры меня гоняли, монтажеры дрессировали и доводили до слез. Это был год испытаний, и ни о каких амбициях речь даже не шла. Я была внештатным корреспондентом и получала копейки. Хватало только на помады и лаки. Мой заработок не составлял даже мизерной доли в семейном бюджете.

Но я не ушла. Это черта моего характера — всегда добиваться, когда что-то не получается. Я каждый день приходила на работу раньше всех. Сейчас утро начинается с планерки, где раздают темы на всех журналистов. Раньше такого не было, и каждый сам искал себе темы. Опытным журналистам доставались самые лучшие инфоповоды, а таким, как я — ничего. Я открывала справочник и целыми днями звонила по выставочным залам, музеям и библиотекам. Снимала только выставки, очень простые и «бантичные» темы.

О конфликтах

Раньше я думала, что работать журналистом очень легко. Мне казалось, что репортеры просто рассказывают с места события на камеру все, что видят. На самом деле обычный трехминутный сюжет занимает довольно много времени. Нужно съездить на место, собрать информацию и написать объективный текст, взвесив каждое слово.

С удивлением узнала, что люди бывают агрессивны к журналистам, услышала много неприятного и в свой адрес. Раньше телевидение воспринимали, как нечто фантастическое. Когда корреспонденты приезжали в районы, их встречали со всеми почестями и столы накрывали. Сейчас могут и на порог не пустить, все по-другому: журналистов не любят. Иногда на съемках даже до драк доходит. Я в такие моменты чувствую себя Зеной — королевой воинов: оператора, камеру и себя в обиду не дам. Никого не боюсь. Как-то благовещенец устроил во дворе стрельбу из пневматического оружия и попал в человека. Мы приехали на место, там был виновник происшествия со всей семьей. Они начали нам угрожать, но мы, прикрываясь законами о СМИ, все равно сняли картинку и пообщались с людьми. Вечером я выдала сюжет, в котором разбила этих людей в пух и прах. Я понимаю, что это цинично, лицемерно, но в такие моменты и открываются все журналистские качества. На следующий день иду по коридору, а мне говорят: «Там твой истеричный герой по зданию носится». Я испугалась, и тут как раз он вылетает, бумажками трясет, кричит, что подает на меня в суд. А я думаю: «Господи, хоть бы пистолет не достал!» По судам он нас тогда затаскал, но мы победили, у нас был очень грамотный юрист.

Несмотря ни на что я просто безумно люблю свою работу. Надеюсь, что я в ней не случайный человек. Меня не отпугнули сложности. И, когда я была зачислена в штат, мы с мужем устроили дома настоящий праздник! Я работаю в журналистике больше 10 лет, и не представляю себя в другой сфере. Телевидение — это как болезнь. Позже меня звали на другие, более высокооплачиваемые должности, но я всегда отказывалась.

О малиновых ушах и хохолке в кадре

Несмотря на уже солидный стаж, мое имя не у всех на устах и прохожие на улицах меня не узнают. Все потому, что я — не любительница стендапов (работа журналиста в кадре — прим. АП). Хотя в глубине души, конечно, амбиция жрет. Но что я могу поделать? Для меня стендап — это непросто слова в кадре, а осмысленная, важная информация, то, что я не могу показать в картинке.

Свой первый стендап не забуду никогда. Делала сюжет про обстановку на дорогах и пешеходов, которые гибнут под колесами. Тогда в городе было мало пешеходных переходов и СМИ поднимали эту тему. Как сейчас помню, стояла на «зебре», в дубленке, накрашенная, с длинными волосами, раскиданными по плечам. Целый час красилась, полчаса учила текст, а сказать не смогла. Боязнь камеры меня просто парализовала. В общем, мы записывали этот стендап больше часа. А в итоге его даже не взяли, потому что я допустила ошибку в тексте, да и выглядела недопустимо для стендапа. На этот счет есть определенные правила: нельзя появляться в кадре в шапке, рукавицах, капюшоне, с повязками на голове и большими серьгами в ушах. Как-то снимала стендап на ледовой переправе. Был дикий ветер. А у меня только капюшон, надевать который нельзя категорически. Мы очень долго снимали, у меня уже рот замерз, хотя я что-то там шепелявила из последних сил. Когда закончили, одно ухо у меня было малиновое, другое — белое. Микрофон оператор просто вынул из моей руки, сама разжать ее я уже не могла. А еще тогда отморозила палец на ноге. Это моя первая производственная травма.

А самым обидным был случай с челкой! На птицефабрике разыгралась инфекция птичьего гриппа. Мы кое-как добрались до места, лезли через заборы, все нас шпыняли, кругом — крики и суета. Прорвались к шлагбауму предприятия, дальше не пускают. Решили быстро писать стендап. Я его даже выучила. Спрашиваю у оператора, что у меня на голове. Он говорит: «Не думай об этом, думай о тексте!» Экстренно записали стендап — единственный дубль. У меня кудрявый волос, и я тогда челку отращивала. Приезжаем на телекомпанию, смотрим запись. И весь стендап эта неотрощенная челка хохолком болтается над моей головой! Пришлось от него отказаться. Было так обидно!

О дружбе с оператором и водителем

Поэтому очень много в моей работе зависит от оператора. Мы делаем не каждый свою работу, а одно общее дело. Если между нами не будет гармонии, хорошей программе и сюжету не бывать. Операторы ведь тоже творческие люди, и амбиций у них не меньше, чем у журналиста! Обычно мы делимся идеями по пути на съемку, обсуждаем, что и как будем снимать, советуемся. Поэтому я люблю работать с операторами, у которых максимально развито творческое мышление. Ведь есть и те, кому плевать на картинку или кто тормозит постоянно. Из-за таких операторов я была в кадре и синяя, и зеленая, и столько слез пролила, просто потому, что кто-то не выстроил цвет.

А в командировках важен тройной тандем: журналист — оператор — водитель. Если согласия не будет, получится, как в той басне про лебедя, рака и щуку. Со мной такое бывало пару раз. Водитель встанет в позу, будет требовать съездить на обед или торопить нас, и вся командировка пройдет насмарку. В итоге мы все разругаемся, я не смогу сконцентрироваться в нужный момент и упущу много важных деталей. Я же пишу сюжеты не просто по факту, а всегда ищу изюминки, стараюсь обыграть тему или идею. Это необходимо, чтобы самому получать удовольствие от работы и чтобы он понравился зрителю. Мы должны понимать, что по ту сторону экрана сидят простые люди, им не нужна сухая статистика, им важна человечность.

Не забуду, как мы отлично сработали с оператором на съемке лет семь назад. В Шимановском районе перевернулся поезд. Я тогда гуляла по магазинам, мне позвонили, сказали срочно ехать на место события. Мы примчались. Залезаем внутрь вагона. Картина просто потрясающая, адреналин играет, все прямо, как в «Титанике»! Вещи разбросаны, кружка разбита, тут же валяется надкусанная шоколадка. Зрелище и потрясает, и восхищает. Вся жалость куда-то уходит. Остается только чувство, что мне повезло снять это! В моей голове быстро родился стендап, оператору он понравился, и мы начали съемку. По сюжету, я должна была искать выход из вагона, как это делали пассажиры, и прыгать с него на землю. Только со второго дубля догадалась снять каблуки, шла босиком в белоснежных бриджах по грязному вагону. А когда я прыгала вниз, поскользнулась и упала на мягкое место. Эту часть мы потом вырезали, и стендап получился отличным. Кстати, тогда я отбила копчик и лечила его полгода. Это моя вторая производственная травма.

О конкуренции и славе

В нашем маленьком городке много телекомпаний, газет, радио и информационных агентств, поэтому среди СМИшников сильная конкуренция. Каждый старается выдать информацию хоть на несколько минут, но раньше остальных. У телевизионщиков многое зависит от технических возможностей и от эфирного времени. Кто-то выходит на полчаса раньше остальных, и за эти полчаса все меняют. Поэтому, возвращаясь из оперативных командировок, пишем текст и отсматриваем видео уже в пути. А когда долго смотришь вниз во время движения, всегда укачивает. Так и работаем: начинает тошнить, немного подышишь в окошко и скорее писать дальше. Это должен делать каждый журналист, потому что это престиж телекомпании. А если тебя это не волнует, то смысла работать нет.

Многие оперативные темы монтируются и выдаются в эфир в последние минуты. Зато видишь свою работу на экране и испытываешь самый настоящий кайф. Вот тогда понимаешь, насколько важна твоя работа. Чувствуешь, что ты не зря сегодня проснулась, съела свой хлеб, прожила день. Самый пустой день для меня — это когда ты плохо поработал. Часто громкие темы берет в свой эфир Москва. Например, мы возвращаемся с пожара в Хинганском заповеднике часов в 11 вечера. Местного выпуска больше не будет, можно было бы подождать до утра. Но Москве нужен твой сюжет сейчас. И ты садишься писать его, можешь уйти из редакции только в 3—4 часа ночи. Но никто не отказывается от такой работы, иначе по всей стране покажут конкурентов.

Помню, как меня первый раз показали по Москве. Я делала сюжет про уничтожение конопли. В кадре я в розовой футболке несу канистру с бензином, поливаю эти огромные кусты и рассказываю про борьбу с коноплей. Мы тогда быстро вернулись и смонтировали. У меня как раз был день рождения. И вот вечером я собираюсь в кафе и вижу в московском эфире себя. Это был лучший подарок, я почти плакала! Мне потом даже родственники из других регионов звонили и спрашивали: «Это действительно была ты?!»

О рабочих хитростях и героях

Часто попадаются люди, которые боятся камеры. Кто-то считает, что я любезничаю с интервьюируемыми, но я просто устраиваю им психологическую разгрузку. Могу сказать, какая красивая у вас брошь/сережки/туфли/галстук! Заговариваю зубы. И пока он невольно отвлекается на мелочи, успокаивается. Но иногда ничто не в силах помочь. Как-то мы снимали сюжет в одном детском центре. Женщина водила нас по кабинетам, была абсолютно спокойной, хорошо говорила, почти пела. Я тогда подумала, как же мне повезло! Оператор начал выстраивать камеру. Я пытаюсь заговаривать ей зубы и понимаю, женщина меня просто не слышит. Задаю первый вопрос и даже не успеваю договорить его до конца, вижу, что человеку плохо. Она начала багроветь с шеи. И вот она уже вся пунцовая, в глазах — полнейшее отсутствие интеллекта. Смотрит на микрофон, как кролик на удава, а ее краснота начинает покрываться испариной. Пришлось от записи отказаться.

Кстати, очень многие реагируют именно на микрофон, а не на камеру. По возможности стараемся заменять его на «петлю». Тогда люди чувствуют себя более вольготно. Да я сама пару—тройку раз давала интервью и несла такую ерунду, что потом даже кусочка вырезать нельзя было! Я не боюсь камеру, но и не люблю ее. Просто понимаю, что это часть моей работы.

Нередко удается встретить людей, которые помогают взглянуть на жизнь по-иному. Например, съемки инвалидов, которые добиваются успехов в разных сферах. Приезжаешь после таких тем и думаешь, какая все-таки ерунда, все мои проблемы! Меня восхищают такие люди, они на некоторое время меняют мое отношение к жизни.

О поклонниках и ляпах

Как уже говорила, я не чувствую себя звездой. Один раз всего у меня было такое чувство. Я приехала в свой маленький родной городок на встречу выпускников, и со мной все начали фотографироваться! У нас было одно условие — не выкладывать потом снимки в «Одноклассники». Ко мне все по очереди подсаживались, что-нибудь спрашивали и фотографировались! Я никогда не хвастаюсь своей профессией. Даже стесняюсь иногда, когда меня спрашивают, где я работаю. Вообще считаю, что у нас здесь не должно быть звезд местного розлива, это смешно.

У меня никогда не было поклонников. А вот коллегам частенько звонили и домогались какие-то люди, обычно душевнобольные. Одной девушке вечно писали письма из тюрьмы. Послания приходили ей пачками! Зэки писали, что она очень хорошая, и предлагали познакомиться поближе. А одной из ведущих вечно звонил какой-то маньяк то ли из Архары, то ли из Райчихинска. Сначала говорил, как восхищается ей, потом просто выдавал бессвязные наборы слов. Мог часами говорить всякую ерунду в трубку, типа «Космос, космос, я — звезда». Его все просили не звонить, посылали куда подальше, но он был настойчив. Иногда нам даже страшно было.

Конечно, у каждого есть своя коллекция ляпов и скелетов в шкафу. Честно признаться, я всегда была рекордсменом в этом деле. Помню один наш художник праздновал 37-летие, устраивал выставку. Был большой сюжет, в котором я почему-то назвала его «одним из самых молодых художников Приамурья, которому на днях исполнилось 47 лет». В общем, накинула еще десять годков. Скандал был неимоверный! Мне звонили все художники и указывали на ошибку, ругали. Когда я со слезами набрала номер того художника, чтобы извиниться, ему было вообще все равно на этот ляп. А как-то в моем сюжете монтажер подписал Амира Галлямова Галимовым. А я не проконтролировала, и все это вышло в эфир. Он тогда был сенатором, и эта злополучная надпись с ошибкой вылезала раз пять. Начальница позвонила мне, когда я еще спала. Помню, она аж захлебывалась от возмущения! В общем, я писала объяснительную и платила штраф.

О пудре и прищепках за спиной

Отдельная тема — это работа в студии. Не хочется признаваться, но я не очень хорошая ведущая. Я косноязычная, не могу читать много текста без запинок. Поэтому появляюсь в студии очень редко, выхожу только на замену, когда провести программу некому.

В студии люди всегда безупречные. Потому что на лице лежит толстый слой профессионального тонального крема, пудры и румян. При естественном освещении это просто отвратительное зрелище! Гримируют даже мужчин и обильно пудрят, чтобы лицо не блестело. Также ведущим нельзя приходить с кудряшками. Считается, что каждая отдельно торчащая волосина вызывает раздражение телезрителей. Нельзя надевать кольца, колье и большие сережки, только если это не культурная передача.

Одежда должна быть идеально отглаженной однотонного цвета приглушенных тонов. Все, что видно зрителям, обычно идеально. Сзади же вид может быть ужасным. На спине торчат прищепки, чтобы костюмчик хорошо сидел. На голове может быть какая-нибудь аппаратура. Насчет нижней части костюма и обуви тоже никто не заморачивается. Если сверху блузка и пиджак, то снизу вполне могут быть шорты с тапочками или спортивные штаны с дутышами. Выглядит смешно, но никто же не видит!

О личной жизни

В моей жизни работа занимает 80 процентов времени, остальные 20 достаются семье. Но я бы не сказала, что мои близкие чем-то обделены. Я очень люблю работу, но и по дому все успеваю. Могу, например, встать рано утром и испечь шарлотку. На дочке только мытье посуды, муж иногда ужин готовит, но все остальное по дому я делаю сама. Очень люблю гладить. Раньше я даже носки и шнурки гладила!

Многие жалеют журналистов и думают, что у них нет личной жизни. Я считаю, все зависит от человека. У меня есть все радости жизни, потому что я всегда была энергичной, старалась все успеть. Раньше вообще могла целый день отработать, вечером пойти в ночной клуб, а утром опять на работу. Сейчас молодых коллег позовешь встретиться после работы, а они все не могут, устают. Я таких называю преждевременно состарившимися. Я, наоборот, боюсь что-то упустить, не сделать. Считаю, что слишком поздно пришла в эту профессию. Я не могу насытиться ею. Жаль, когда люди этого не понимают и в свои двадцать с небольшим живут размеренной ленивой жизнью. А мне всегда времени жалко и мало! Уверена, я еще многое успею, например, побываю в Селемджинском районе у эвенков. Это мой единственный пробел на карте родной Амурской области.

Возрастная категория материалов: 18+