Возле магазина «Радуга» в Белогорске нас встречала майор полиции Оксана Черепова, в настоящее время исполняющая обязанности начальника ПДН. В ту страшную ночь она одной из первых прибыла на место кровавой расправы.

— Когда меня разбудили посреди ночи, я быстро собралась, по пути захватила представителей опеки, и еще до двух часов мы были на месте, — вспоминала Оксана Владимировна по пути к нужному адресу. — Криминалисты свою работу закончили, подозреваемый в убийстве собирал какие‑то вещи с собой, вскоре его увезли оперативники. А мы забрали шестилетнего Васю, который был в это время у бабушки с дедушкой. Что меня удивило, он спал. Когда его разбудили, он не заплакал, был отрешенно спокоен. Не знаю, может быть, в силу маленького возраста или, возможно, спросонья ребенок не понял до конца, что произошло. Я говорю вам об этом, а по телу у меня мурашки.

Едем по утопающим в свежей зелени улочкам Белогорска. Поворот направо, потом налево… Вот он, переулок Придорожный. На фоне других строений с черепичными крышами и добротными заборами дом Крюковых выглядел развалюхой. Не обращая внимания на громкий лай, майор полиции открыла калитку и остановилась возле собачьей будки: «Сидеть, фу! Не бойтесь, проходите быстрее». Дворовые собаки — это далеко не самое опасное, с чем приходилось сталкиваться за годы работы в ПДН.

Первое, что встретило нас при входе в дом № 13, — это давящая нищета и грязное ведро возле крыльца, полное мусора, окурков, а сверху дохлая крыса. Хозяева были уже изрядно пьяны.

Уронили мишку на пол…

Заваленная каким‑то хламьем комната, посреди большая кровать, на которую страшно было присесть. Напротив детская кроватка, где спала младшая Ирочка. На протянутой через всю комнату веревке висят малюсенькие носочки, соединенные одной прищепкой. «Наверное, это носочки убитой малышки», — непроизвольно в голове рождались страшные картины, как все могло происходить.

Когда мать, которая сидела в растерянности на замызганном диване, вдруг наклонилась и стала выбирать из кучи разбросанных на полу детских игрушек ту, которую любила Ирочка, я не могла отвести глаз от белого мишки. На кончиках его лап были видны темные пятна крови.

В тот вечер она тоже налила в бутылочку пива и дала ребенку, а сверху прикрыла одеялом. Малыш сосал-сосал это пиво, а потом у него отрыжка пошла. Ребенок рвотой своей захлебнулся и умер.

Виктория взяла в руки того самого мишку: «Эту игрушку она любила больше всех». По спине у меня пробежал холодок. В глазах матери я не увидела ни горя, ни боли, ни жалости, ни сожаления. О гибели ребенка она говорила равнодушно, как о рядовом событии. Пришибленную градом рассаду людям и то жальче. Лицо сорокалетней женщины оживилось эмоциями, лишь когда мы заговорили о ее молодом муже.

— Виталя позавчера пришел злой, на мне две доски разбил, вот, видите? — хозяйка встала и, пошатываясь, показала на разломанную пополам дверь шкафа. — Но я не стала снимать побои. Это мой первый муж, до этого у меня мужа никогда не было. Уже семь лет живем. Он на 9 лет меня младше. Мы тогда поругались, а потом он стал выгонять меня из дома. Я взяла с собой старшую Нику — это не его дочь, хотела взять еще младшую, но он мне не дал. Ну я и пошла тогда к Кольке — соседу нашему через дорогу.

— Говорят, что накануне ссоры вы тоже выпивали?

— Не-не, — откровенно врала хозяйка дома, даже глазом не моргнув.

И потом удивила ответом на вопрос, сколько у нее детей. «Трое», — твердо произнесла женщина, совершенно забыв, что у нее есть еще пятеро сыновей и дочерей от разных мужчин. Они уже выросли или еще растут в казенных домах. О их судьбе мама не печалится. Как, впрочем, и о младших, что были при ней. Она путалась даже в их именах.

У погибшей Ирочки нет ни одной фотографии, чтобы поставить у изголовья детского гробика. За два с половиной года ребенка ни разу не сфотографировали — даже на сотовый телефон. Память о малышке, жизнь которой была безрадостной, а смерть еще страшнее, сровняет могильная земля. У нее нет ни одного свежего платьица, чтобы проводить на тот свет. Порывшись в тряпках, мать достала красные поношенные штанишки от шерстяного костюма: «Вот в этом похороню».

Деды в химическом экстазе

Дом Крюковых, который по документам числится двухквартирным, трудно таковым назвать. Общий коридор, общая прихожая и… общий вонючий запах, который бил в нос. Остальную жилплощадь на две части разделяет лишь деревянная перегородка. Как бабушка и дедушка не услышали дикие крики дитя, которое убивали, по сути, в метре от их кровати?!

Они еле сидели в соседней комнате в «химическом экстазе». Со стороны стола несло не водкой, а чем‑то похожим на ацетон. Бабушка не могла даже поднять голову. Говорят, что утром к ней приезжала «скорая», врачи вкололи успокаивающее. Но это не помешало ей затем напиться. Возможно, такое же состояние у родственников было и в ту роковую ночь, когда они оглохли и ослепли от спиртного. Настолько, что не пришли на помощь любимой внучке. Ирочкой ее назвали как раз в честь этой бабушки. Разговор по душам с родителями не получился. «А ваш сын давно пьет?» — «Давно-о-о…» — шатаясь и чуть не падая, тянул слова отец подозреваемого. Потом схватил кружку и зло замахнулся в нашу сторону. «А вам чо за дело, что мы пьем?! Идите отсюда. Твои ноги сейчас вытяну. Я сказал, ничего не слышал…» Дальше понеслись такие пятиэтажные маты…

Нянчились всем переулком

Я уже не могла смотреть в глаза этим людям и слышать их полупьяный бред. Поспешила на улицу за глотком свежего воздуха. У калитки собрались местные ребятишки.

— А вы правда из «Амурской правды»? — стали они задавать вопросы, подойдя поближе.

— Правда. Скажите, вы хорошо знаете эту семью, видели малышей?

— Конечно, да мы всем переулком с ними нянчились! Вы не думайте, переулок у нас дружный, люди все нормальные. Из пьющих только вот Крюковы, дядь Коля, к которому тетя Вика побежала ночевать, да еще вон там одна живет, — указали мальчишки куда‑то вдаль. — Дядя Коля ей постоянно помогал — то денег давал, то еду. Он человек хороший.

Ни соседи, ни наркологи — никто не верит, что бабушка и дедушка не слышали, как сын убивал ребенка. Ночные крики были для них нормой жизни.

— Только детей здесь целый год не было — мы даже за ними соскучились. Их же из семьи забирали, а потом снова привезли. А вы знаете, что Ирочка родилась с одной почкой? Она такая темненькая была — на папу похожа. Дядя Виталя ее больше всех любил. Он бы никогда Иру не убил, это тетя Вика его довела. Ее тоже арестовать нужно, — высказали свои умозаключения соседские ребятишки.

На вопрос, почему так считают, дети искренне ответили: «Мы же все слышали! Как они громко ругались и дома, и на улице. Тетя Вика всегда первая начинала, что‑то требовала, а дядя Виталя нервничал из‑за этого».

Грудничка поили пивом, пока не умер

Постепенно вокруг нас собирались взрослые соседи. «Работы ни у кого нет. Только побочными заработками выживали, — вступил в разговор Николай Наконечников. — В общей сложности у нее было 9 детей. Пятерых забрали давным-давно — еще до брака. Те дети в интернатах и детдомах росли. И от Крюкова троих родила — Васю, Иру и еще один мальчик был, но умер.

«Она его пивом напоила, вот и умер. Сама виновата. Я все про это знаю», — на глазах белокурой женщины выступили слезы. Ирина Петровна поведала историю, от которой еще больнее заныло сердце. Оказывается, алкоголичка-мать поила пивом сыночка, которому было всего 6 месяцев! Чтобы спал лучше и не злил никого своим плачем…

— В тот вечер Вика тоже налила в бутылочку пива и дала Вовочке, а сверху прикрыла одеялом. Ребятенок сосал-сосал это пиво, а потом у него отрыжка пошла. Малютка рвотой своей захлебнулся и умер. Царство ему небесное. Откуда я это знаю? Да Вика сама мне об этом рассказывала, — женщина отвернулась, утирая слезы.

Почему раньше не сообщила об этом в полицию или органам опеки? Возможно, потому, что не хотела потерять подружку-собутыльницу. Как мы поняли, это и была та дальняя пьющая соседка, про которую упоминали дети. От самой Ирины Петровны тоже несло какой‑то химией.

— Как такое могло произойти, не понимаю. Виталик ведь Иринку любил, конфетку какую принесет — все ей. И вдруг такое сотворил… Я как узнала, плачу, не могу остановиться, а Вика сидит и хоть бы что. Я говорю ей: иди, дома хоть все перемой, наведи порядок. А она собрала документы и пришла ко мне ночевать. Это Василий, батя, кровь как смог смыл, — уже уходя, женщина оглянулась и добавила: — Я вчера спросила у него, когда твой сын ребенку горло пилил, почему ты не слышал крики? Не верю я этому…

Кукушкины слезы

Викторию Крюкову лишили родительских прав в 2006 году в отношении пятерых детей. Один из мальчиков сейчас находится в лагере в Сосновке, другая девочка учится в Благовещенске. Все ребятишки, со слов работников опеки, очень хорошие. Правда, у мамы о них душа не болит. Но когда мы ее спросили, как она собирается жить дальше, после того как и младших детей отобрали, а значит, теперь не будет и детских пособий, которые можно пустить на пропой, Виктория вдруг вспомнила о старшем сыне: «Мой старший Алеша в Белогорск приехал. Ему уже 22 года. Он мне поможет».

«Фурики — это наша боль»

Фурики — так в народе называют настойку боярышника, но это далеко не та настойка, которую продают в аптеках и сердечники пьют каплями для успокоения нервной системы. Это дешевый аналог с непонятным составом, который предназначен якобы для косметических целей, и продают его в ларьках на прилавках вместе с кноссом и другой бытовой химией. Этим злоупотребляли родители убитой девочки, говорят соседи, они показали нам и путь до ближайшего ларька. «Нет у меня никакой настойки боярышника, — стала отрицать все продавец и хозяйка торговой точки. — Раньше продавала, а теперь не продаю». На вопрос, кто покупал это «косметическое средство», откровенно ответила: «Ну кто-кто? Алкологики!»

Губернатор Александр Козлов взял расследование уголовного дела под личный контроль. «Социальные службы должны оказать полное содействие по организации опекунства над детьми, оказанию психологической помощи ребенку, который присутствовал на месте  преступления», — подчеркнул глава региона.

Фурики — это наша боль, я бы сказала даже крик души, — говорит майор полиции Оксана Черепова. — И надо что‑то с этим делать. Кносс, настойки боярышника продают в любых магазинах в любое время. Стоят они недорого, поэтому пользуются спросом у определенной категории населения. Продавцы видят, кто покупает эту химию и для чего. Но мы не можем принять меры, привлечь продавцов или владельцев магазинов к ответственности, потому что товар не входит в перечень алкогольной продукции.

ПДН и опека: «Ничего не предвещало беды — в этом году»

На учете в ПДН семья Крюковых не числилась, но ее регулярно курировали и опека, и медики. Потому что как неблагополучная семья числится в областной программе «АИС». По словам сотрудников полиции, в мае прошлого года детей забрали из пьющей семьи, была надежда, что родители исправятся. И они вроде как встали на путь исправления — пролечились, в доме навели относительный порядок. После новогодних праздников детей вернули Крюковым, которых периодически проверяли.

«В 2016 году ни один протокол не был составлен на эту семью. 26 мая сюда приходил наш сотрудник вместе с социальным педагогом. Дети были одеты, накормлены. Ничего не предвещало беды, — вздыхают сотрудники ПДН и добавляют: — в этом году».

Руководитель городской комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав Лада Новикова тоже не раз проверяла этот адрес.

— Сюда почти каждую неделю приезжали различные службы. Я лично была здесь в марте. Они как раз кровать большую купили. А перед этим мы были, они вареники аппетитные лепили, — вспоминает Лада Геннадьевна. — Беспорядок был относительный, но если сравнивать с другими неблагополучными квартирами, то есть и страшнее. Дети бегали чумазые, но еда есть, в доме тепло. И мама трезвая. Этого нам было достаточно, чтобы оставить детей в семье.

Перекрестное пьянство

Главный нарколог уверена: возвращать в эту семью детей было нельзя

У наркологов, в отличие от полиции, опеки и городской комиссии по делам несовершеннолетних, прогнозы на исправление родителей Крюковых были не столь оптимистичны. На спившуюся семейную пару у них собрано большое досье. И папа, и мама два года стоят в наркологии на учете.

— Желанием лечиться от алкоголизма эти родители, мягко говоря, не горели. Что касается конкретно папы, то он постоянно нарушал режим и сбегал из диспансера. А мама вместе с ним, — рассказала АП главный нарколог области Лидия Рыбальченко. — Они впервые появились в поле зрения врача-нарколога в июле 2014 года. Их сразу же положили на лечение, но они ушли. В конце октября под нажимом ПДН они все же прошли лечение в дневном стационаре поликлиники белогорского диспансера. До новогодних праздников держались, а 12 января снова поступили в наркологическое отделение после тяжелого запоя. И опять вместе лечились в стационаре. Все как в поговорке: мы с Тамарой ходим парой. В течение 2015 года наркологи посещали эту семью. И чаще всего папа был пьяный, чем трезвый. Только весной этого года его снова кое‑как удалось уговорить — 28 дней он был под нашим наблюдением, а с конца марта врача-нарколога не посещал. К нему приходили домой, но от лечения он категорически отказался. Этот человек неоднократно судим, по каким статьям, не знаю. Такой вот больной. Сказать, что его не наблюдали, будет нечестно. Сейчас он пытается свалить вину за содеянное на алкоголь, еще кого‑нибудь, а это просто зарвавшийся безобразнейший человек. Самое страшное, что в этой семье пьянствовали все взрослые: и дедушка, и бабушка, и мама, и папа. Мы называем это — перекрестное пьянство.

— Лидия Борисовна, а зачем тогда в эту бесперспективную с точки зрения алкогольной зависимости семью возвращать детей?

— Это хороший вопрос. Конечно, такая семья при наличии несовершеннолетних детей должна быть под очень пристальным контролем опеки, чтобы не допустить несчастные случаи. Я даже не допускаю убийство, а говорю просто о несчастных случаях. Если родители не прошли лечение, если они категорически отказываются от лечения, а в данной семье мама вообще не лечилась от алкоголизма в течение двух лет, категорически отказывалась, конечно, в этой ситуации однозначно детей из семьи надо забирать. Даже если придется и переступать какую‑то норму закона. Мое личное мнение: дети таких горе-родителей однозначно должны расти под опекой государства.

— Все говорят, что мужчина любил свою девочку. Что могло произойти в мозгу человека, чтобы он мог совершить с родным ребенком подобное зверство? Такое возможно при белой горячке?

— Даже при небольшой концентрации алкоголя в крови его влияние на кору головного мозга колоссально. Любой, даже дорогой алкоголь — это медленное убийство мозга. Естественно, все негативные явления разовьются еще быстрее при употреблении химических суррогатов. Чем хуже продукт, тем тяжелее токсическое воздействие на мозг. Это однозначно. А белая горячка — это нарушение ориентации, психики, которые проявляются галлюцинациями — зрительными, слуховыми, нарушение сознания. Так, с ходу, нельзя диагноз поставить, надо человека обследовать.

Предполагаю, как сейчас он будет выстраивать свою защиту — какой он несчастный, покупал токсические вещества из‑за отсутствия денег. А его кто‑то заставлял эту «химию» пить? Он делал это в разуме, потому что так хотел. К сожалению, закон нам не позволяет сегодня говорить о принудительном лечении от алкоголизма — все должно быть только с согласия пациента, он должен осознать, согласиться. Но часто бывают ситуации, когда человек просто не в состоянии принять такое решение — и даже если он не находится в состоянии психоза. Абсолютно по различным мотивам. Конечно, решение о принудительном лечении должен принимать не врач единолично, а суд. Но такое лечение в принципе должно быть.