Старшина Пустовалов: победу встретил в Маньчжурии, а жизнь посвятил Приамурью

Воспитывал ровесников

Для Николая Алексеевича ( родом он из Пензенской области) война началась не сразу. В тревожное утро 22 июня 1941‑го он помогал отцу-конюху по хозяйству. «Помню, через три дня к нам пришли и забрали 15 самых лучших коней. Тогда еще не было такой техники, как сегодня, и кавалерия, и артиллерия — на лошадях. Взяли и 100 овечек, так как нужно было чем‑то кормить на фронте бойцов. Немец‑то все склады с запасами на западе уничтожил», — рассказывает Николай Пустовалов.

Служить Пустовалова призвали в марте 1942‑го, когда ему исполнилось 18 лет. Судьба сначала забросила на Западный фронт — оборонять Москву. Однако сразиться с немцами лицом к лицу ему и его товарищам так и не удалось: эшелон разбомбили вражеские истребители. Из тех, кто остался в живых и не был ранен, собрали новую команду и перебросили на Дальний Восток. Здесь и началась, по мнению Николая Алексеевича, настоящая воинская школа.

— Служили мы за Белогорском. Военному делу нас учили три месяца. В итоге из школы я вышел сержантом. Потом нас расформировали по частям, и вскоре меня назначили сначала командиром отделения, а потом — в 1943‑м — старшиной пулеметной роты. И вот, будучи 20‑летним парнем, я воспитывал своих ровесников, — делится воспоминаниями ветеран.

Все военные годы Николай Пустовалов готовил молодые кадры, многие из них отбирались для сражений с немцем. Говорит, не успевал оформлять документы — через каждый месяц приходила разнарядка по 5—10 человек. На Западный фронт отправлялись самые лучшие: грамотные и хорошо подготовленные физически бойцы.

— Старшинская работа — очень ответственная. Если офицеры могли позаниматься с солдатами до пяти вечера и уйти домой, старшина должен был все время находиться со своей ротой — при подъеме, на зарядке, в столовой… Пополнить боеприпасы, накормить, обуть, держать порядок в казарме — в общем, делать все, чтобы боец был удовлетворен и ни в чем не нуждался, — говорит Николай Алексеевич.

Памятные раны

Когда началась война с Японией, Николая Пустовалова назначили старшиной артиллерии. Выступала его рота с пограничной станции Приморского края Гродеково и дошла до Мулина, уезда в Маньчжурии. Казни японцы, говорит ветеран, вершили не хуже немцев. Угнетенное население заставляли строить на границе с Маньчжурией укрепрайоны, а для того, чтобы эти места оставались засекреченными, несчастных тысячами топили на баржах в Охотском море.

— Когда мы освобождали Мулин, китайское население было до того измождено эксплуатацией японцев, что, увидев нас, плакало и падало в ноги. Жалко на них было смотреть. Вместо обуви китайцы привязывали к ногам деревянную дощечку и так ходили. Какие у нас только находились запасы, мы их тут же отдавали, — вспоминает Николай Алексеевич.

Ему вместо трофея на память остались раны: поврежденный глаз — результат ночных стычек с японцами. Еще одно ранение — в области колена. Но все это ничто в сравнении с ранами душевными, считает боец: не раз приходилось видеть, как гибнут товарищи. Лично похоронил Николай Алексеевич своего командира, который отслужил всего пять дней. Но особенно горько было тогда, когда солдаты гибли после объявления мира.

— Первое время после окончания войны было еще опасно разъезжать по полям Маньчжурии. После разгрома Квантунской армии японские смертники затаились в тайге и то и дело поджидали советских солдат с ножом. Однажды отправил меня командир вместе со старшиной из кавалерийской части получить на складах дивизии новую обувь на батарею. В путь мы двинулись с тачанкой — рессорной повозкой со станковым пулеметом. Шли вдоль железной дороги — услышали шум из‑за кукурузы. Откуда ни возьмись выскочил японец и метнул нож в старшину кавалерийской части — кинжал угодил прямо в сердце. Старшина повалился на меня… От отчаянья я вскочил на пулемет и дал залп — несколько японцев получили свое! — рассказывает ветеран.

Впрочем, вспоминает Пустовалов, немало смертельных случаев было и внутри армии. «Прямо на учениях умер солдат. Признали, что он замерз от истощения. Что можно было ожидать, когда мы питались по норме? На день — 20—25 граммов сахара, 100—200 граммов мяса, 700 граммов хлеба. Конечно, есть очень хотелось. До войны с Японией хотя бы можно было помочь женщинам в колхозе, за что они нам давали сою, картофель, молоко и сметану», — листает страницы войны Пустовалов. Несмотря на все сложности — недосып, так как японцы любили нападать ночью, недоедание и порой даже отсутствие обмундирования, — красноармейцам удалось одержать Победу.

— Квантунская армия была очень хорошо вооружена. У них были и арисаки — винтовки со штыком, и танки — как у нас, только чуть меньше. Но когда наши «Катюши» дали залп, они все равно выстоять не смогли, — говорит ветеран.

Назад — в мир

По окончании войн Николай Пустовалов продолжал служить в армии. В сражениях полегло множество сержантов, а потому требовалось готовить новых.

— Пришел приказ от начальства: для дивизии обучить три роты по 100 человек. Вот и остался на службе до марта 1947 года, — рассказывает ветеран. — После этого я попал в другую армию — железнодорожную. Сначала устроился в Шимановске кочегаром, потом окончил курсы помощника машиниста, а вскоре уже сам стал машинистом поезда.

В 1947‑м Пустовалов обрел и свой тыл — познакомился с будущей женой Евдокией Лазаревой. Через год пара сыграла свадьбу — так боец остался на всю жизнь в Амурской области. У фронтовика есть дети, внуки и правнуки.