Сколько лет прошло, а боль человеческая не утихает. Еще перед Новым годом мне позвонил внук врага народа. Примерно так и представился. Обычный селянин, житель села Новотроицкого Сергей Матуйзо. Который всю жизнь ищет ответ на единственный вопрос — кто виноват в гибели миллионов ни в чем не повинных людей и его родного деда? И, оглядываясь по сторонам, очень часто приходит к неутешительному выводу: не Сталин и не тройки НКВД. Массовые репрессии развязали рядовые граждане страны Советов — соседи, знакомые, а то и близкие друзья. И от этого страшно, ведь люди не меняются. Это значит, что история может в любой момент повториться. Его монолог хочется передать без купюр, как есть, избегая стерильности суждений. Есть вещи, которые не передать чужими словами.
Репрессии развязали рядовые граждане страны Советов — соседи, знакомые, а то и близкие друзья
— Массовые репрессии могут повториться в любой момент. Не важно, кто придет к власти, главное — мы умеем и готовы доносить. Даже пройдя через те ужасные годы, люди не изменились. Я это ощущаю на своей семье. Мой сын посадил лотосы в озере села Новотроицкое. Хотел сделать приятное людям. Теперь соседи пишут на него жалобы в Россельхознадзор, Ветнадзор, Росреестр, в комиссию по делам несовершеннолетних.
Мои несовершеннолетние внуки помогают родителям пасти коз. Дети приучаются к труду, а родителей за это пытаются выставить виноватыми. Ничего не меняется, доносчики были, есть и будут.
«Мой сын посадил лотосы в озере, хотел сделать приятное людям. Теперь соседи пишут на него жалобы».
В принципе не правильно обвинять в массовых арестах одного человека. Сталин сам оставлял на документах резолюцию: «Никита, уймись!». А потом этот Никита возглавил движение за развенчание культа личности. Кто виновен в гибели миллионов людей в тюрьмах НКВД, лагерях и на расстрельных площадках? Обычные люди!
— Мой дед был расстрелян в 1937 году. Он по происхождению литовец. Перед самой революцией перебрался в Петроград. Участвовал в штурме Зимнего дворца, в Гражданскую командовал полком Красной Гвардии. Позже возглавлял часть особого назначения, вел борьбу с бандитизмом. Весь стреляный, раненый. Какое-то время работал в ЧК, но был комиссован по состоянию здоровья.
Его назначили начальником почты, а далее перевели руководить заготконторой. Там деда и арестовали. Кто-то написал донос, что заготконтора травит зерно. Сейчас понятно, что это была обыкновенная провокация, но она стоила моему деду жизни.
Его жену — мою бабушку вместе с семилетним сыном (моим отцом), объявили врагами народа. Их выселили из квартиры. Конфисковали у них все имущество. Она писала прокурору СССР Вышинскому, изложила в письме все обстоятельства. Тот лично приказал вернуть жилье законным владельцам.
Однако дед не вернулся. Только спустя годы бабушка узнала, что ее мужа расстреляли практически сразу — в 1937-м. Однако посылки у нее принимали вплоть до самой войны. Надежда, что любимый человек жив, поддерживала ее все эти годы.
— Бабушка всю войну работала в оккупированной Белоруссии. Возглавляла аптеку в городе Лепель. Попутно снабжала подпольщиков медикаментами, помогала поддерживать связь, вела разведку. Она боролась за свою Родину без оглядки на былые обиды. Ходила на волосок от гибели. Ее неоднократно вызывали в гестапо на профилактические беседы. На примере пленных показывали, чем заканчивается сотрудничество с партизанами и подпольщиками.
Местное население методично запугивалось, но бабушка не отступила. И даже в самые опасные моменты отчетливо понимала, что рискует не только своей жизнью. Своей матери и моему отцу она вшила яд в ворот одежды. Объяснила, как им пользоваться. То есть была готова пожертвовать ради Победы даже собственным ребенком.
Деда реабилитировали только в 1956 году, а после 1985 года, с наступлением перестройки и гласности, родственникам разрешили ознакомиться с личными делами репрессированных. Мой отец смог прочесть личное дело моего деда. Там было все, вплоть до фамилий доносчиков.
Я просил отца назвать их, но он наотрез отказался. Сказал только, что хорошо знал этих людей. Отец поступил мудро, но легче от этого не стало. Мы по-прежнему готовы извести ближнего чужими руками. Как только подвернется подходящая ситуация, мы вновь с упоением возьмемся за старое…