Фото из личного архива Натальи ПименовойФото из личного архива Натальи Пименовой

Исповедь

— В 2016 году в феврале я решила сделать операцию по увеличению груди. Об этом я мечтала 10 лет. Родила детей, они подросли, появились время и деньги. Дефектов у меня не было: просто маленькая грудь, «единичка». Когда я пришла к врачу на консультацию, она сказала: «Патологии нет, у вас обыкновенная девичья грудь, дел на 40 минут». Имплантаты были выбраны скромные, я хотела «двоечку». Операция подразумевала максимум час, реабилитация в течение 2—3 дней и выписка домой. Так мне обещали в больнице.

Когда я очнулась, врач подошла ко мне и сказала: «Наталья, при введении адреналина с лидокаином именно в левую грудь у вас побелела кожа. Возможно, случилась аллергическая реакция». Мне было не до расспросов — беспокоили дикие боли, я не могла сесть, доходило до судна. К вечеру следующего дня мне стало хуже, я начала задыхаться. Врача вызвали из дома. Решили делать операцию-ревизию. Во время повторной операции мне убрали нагноения, стало немного легче. Пришла заведующая отделением, они с врачом честно заглянули мне в глаза и сказали: «Наташа, мы обещаем тебе, что все будет хорошо». Только на третий день я посмотрела в зеркало и увидела масштабы проблемы: половина левой груди ниже ареолы у меня была белой, как снег. Через неделю меня выписали домой, а спустя две недели побелевшая кожа начала стремительно чернеть. Полгруди постепенно стало покрываться очень толстым слоем корки, толщиной с кожуру двух апельсинов. Врачи убеждали, что все восстановится. Первое время я приезжала в больницу на лечение пиявками (гирудотерапию). Не помогло.

«В перевязочной с моей груди сняли корку, а под ней — сожженная дыра». 

Спустя месяц мне нужно было ехать в Москву на обучение. Я записалась на консультацию к пластическому хирургу, профессору. И там впервые услышала, что произошел некроз — отмирание тканей, части молочной железы и части мышцы! Столичный доктор безапелляционно заявил, что нужно срочно удалять имплантаты, чтобы воспаление не распространялось. Но тогда я даже слышать об этом не хотела, я все еще верила своему врачу. Мой врач рекомендовала мне вернуться в Благовещенск, так как к ним приехал именитый хирург из Минска. Я бросила учебу и помчалась к нему на осмотр. В перевязочной с моей груди сняли корку, а под ней — сожженная дыра. Я как будто была на вскрытии и видела свои внутренности!

Меня направили к ожоговому хирургу в надежде, что удастся сделать пересадку кожи. Но с этим тоже не сложилось. Была назначена третья операция: удалили один имплантат и отрезали почти всю левую грудь. Когда я увидела себя в зеркале, впала в депрессию. Справа у меня была обычная грудь, а слева — огромный шрам от подмышки до декольте. Потом началась атерома (опухоль). По настоянию врачей мне удалили второй имплантат и сказали на год оставить свое тело в покое. Спустя 1,5 года, снова приехал белорусский врач и повторно поставил мне имплантаты. Результат оказался ужасным: с одной стороны нормальная грудь, с другой — имплантат под натянутой кожей. Мне обещали, что исправят асимметрию липофилингом (трансплантацией собственных жировых тканей. — Прим. АП). Но и эта операция прошла неудачно. Жир рассосался, а в некоторых местах скатался шариками. Итог — безобразная форма груди, перерезанная шрамом.

  

Картинка увеличивается по клику.

После этого я сказала: «Все!» В 2018 году подала в суд. Как такового процесса не состоялось, больница инициировала мировое соглашение. Мне выплатили 350 тысяч рублей. Почему я пошла на мировую? Как мне пояснил адвокат, нужно было решать все по горячим следам, а сегодня уже не осталось улик, доказать ошибку врачей сложно. И мне срочно нужны были деньги на новую операцию. Я поехала в Москву, где мне поставили новые имплантаты. Но операция снова была не самой удачной. Как объяснили доктора, ткани у меня нарушены, устали, мышца сожжена, очень много внутренних рубцов.

За эти годы я пережила 7 операций, все — под общим наркозом, с подключением к аппарату искусственной вентиляции легких. Вмешательства предстоят еще — несколько операций липофилинга, а также татуаж над изуродованными шрамами ареолами, татуировки под грудью, где проходит огромный рубец.

Одному богу известно, как я жила эти три года. Я скрывала все от близких людей. После этой истории я развелась с мужем. Почему рассказываю об этом сейчас? Раньше я берегла маму, боялась, что она узнает об ужасах, происходящих со мной. Но несколько месяцев назад ее не стало. В моей душе пусто. Я наконец свыклась с этой мыслью и перестала бояться осуждения и пересудов. Я решилась, потому что каждый вечер, глядя в зеркало, вижу на себе почерк врача-мясника.

Что пошло не так?

Как рассказывает Наталья Пименова, хирург убеждала ее, что причина неудачи — в индивидуальной непереносимости медикаментов или же поставке некачественных лекарств. Однако у амурчанки есть своя версия произошедшего.

— Я консультировалась у 7—8 известных пластических хирургов из разных городов. Они сходятся во мнении, что во время операции персонал перепутал шприцы и мне ввели не тот медикамент: либо концентрированный 10%-ный лидокаин, либо вообще спирт или перекись водорода. Мою кожу просто сожгли!» — предполагает Наталья.

Клиника вернула пациентке деньги за неудачные вмешательства. «Но здоровье мне не вернули!» — констатирует женщина.

В «Клинике современной медицины» при благовещенской городской больнице, где проводилась операция, комментировать ситуацию отказались. «Бывшее руководство отделения платных услуг сейчас не работает в нашей клинике. Пластический хирург, проводивший операцию, тоже у нас не работает. Человек, который курирует платные услуги, назначен только в январе. То есть людей, которые были свидетелями, нет на сегодняшний день в нашей клинике», — сообщили в учреждении.

ПЛАСТИЧЕСКИЙ ХИРУРГ: «БЫВАЕТ И ХУЖЕ»

«Амурской правде» удалось связаться с пластическим хирургом Викторией Алексеевниной, которая в 2016 году провела операцию Наталье Пименовой. Сейчас она является действующим пластическим хирургом в Благовещенске. Она прокомментировала ситуацию.

— В общей хирургии я 19 лет. Из них 13 лет отработала общим экстренным хирургом в районе и областной больнице. Последние 6 лет я занимаюсь только пластической хирургией. Спрос бешеный — 500—600 операций в год. Сколько я их сделала всего в жизни? Возможно, около 5—6 тысяч, 2—3 операции провожу ежедневно. Два раза в год я летаю на конференцию в Санкт-Петербург и дважды за границу на конференции среди коллег. Они все посвящены осложнениям после пластических операций. О них рассказывают даже гуру пластической хирургии. Усредненный показатель — 1 %. То есть из 500 пациентов в год 5 получают осложнения. От этого никто не застрахован.

Самое распространенное осложнение — кровотечение после подтяжки лица и абдоминопластики (пластика живота. — Прим. АП). Второе место занимают некрозы. Их практически в 100 % случаев получают курящие люди после операций по подтяжке лица и груди, потому что спазмированные сосуды не работают. Также некрозы могут случаться из‑за сильного натяжения тканей, индивидуальных особенностей, из‑за каких‑то системных заболеваний. Возможно, и из‑за того, что в России 20 % некачественных лекарственных препаратов. Это общая статистика.

У Натальи некроз случился прямо на операционном столе. Экспертизы не проводилось, и мы не можем назвать точную причину произошедшего. Но я не считаю, что это врачебная ошибка.

После случившегося мы проверили препараты. Ей вводили лидокаин с адреналином и физраствором — это обычный раствор, который используется на всех операциях. Никаких других препаратов у нас в операционной просто нет. Мы никогда не бросаем пациентов и оперируем их бесплатно. Наталье вернули деньги в двойном размере, мы помогли ей восстановиться, вызывали для нее специалистов из других городов. Я анонимно показывала фото с ней на конференциях. И специалисты, в том числе из‑за рубежа, сказали, что мы восстановили ее полностью. Рубцовые ткани, которые остались, можно было заделать татуажем. Но она не согласилась восстанавливаться с нашей помощью и поехала на дальнейшие реконструктивные операции в Москву.

Я не буду скрывать: у нас бывали случаи и хуже, есть некрозы ужаснее: и по 20, и по 30 раз людей мы оперировали. Когда ко мне приходят пациенты, я всегда говорю: «Подумайте, точно ли вам нужна эта операция». Это хирургия, которая намного тяжелее и травматичнее многих обычных вмешательств. Ведь пластические операции длятся по несколько часов, угнетена микроциркуляция крови.

Все мои пациенты, которые идут на увеличение груди и другие манипуляции, подписывают целую кипу бумаг. В них прописаны все возможные осложнения — от нагноения раны до отторжения имплантата и даже летального исхода. Запись у нас на несколько месяцев вперед, и есть люди, которые передумывают. Женщины хотят быть красивее. Это дело добровольное. Я здесь не спасаю жизни.


Страшными сообщениями об осложнениях после пластических операций полнится интернет. О неудачной пластике нередко рассказывают и звезды шоу-бизнеса. Даже смерть во время и после эстетических операций стала не редкостью. Громкий случай произошел и на Дальнем Востоке в 2018 году. Хабаровчанка умерла на третьи сутки после коррекции груди. Было возбуждено уголовное дело. В Instagram набирает популярность профиль @pravdaokosmetologah, где своими историями делятся люди, пострадавшие от рук хирургов.