Начал его Борис Иванович сам: - Ваша газета, поздравляя меня с 70-летием, написала, что якобы после Иркутского университета я устроился в обком ВЛКСМ. Но это же неправда - в обком устраивались люди с большими связями. А я был провинциал, из Свободного. Я не устраивался - меня пригласили. А дело было так. Я уже был членом Союза журналистов, печатался в областных газетах. И мой сокурсник Саня Вампилов позвал меня работать в молодежную газету. Одновременно, узнав об этом, первый секретарь иркутского обкома комсомола говорит: «Борис, ну что ты пойдешь в газету, когда ты можешь работать у нас и курировать эту самую газету?» Я ответил, что курировать не могу и не хочу, потому что там работают мои друзья. Тогда секретарь обкома предложил мне участок работы на мой выбор. Я сказал: «Да, сектор творческой молодежи. Но при одном условии - как только мы начнем с вами расходиться во взглядах, вы меня отпустите». Так и вышло. Была тогда всероссийская конференция «Молодой герой советской литературы». И мы, молодые придурки (говорю это с иронией), организовали на телевидении дискуссию - противопоставили героя повести Павла Нилина «Жестокость» Павке Корчагину. У Павки был закон один - революционность. Герой Павла Нилина тоже сторонник революции, но он закончил самоубийством, потому что был обманут. Я выступал, естественно, на стороне героя Нилина. И сразу же меня уволили. Правда, не с волчьим билетом, а по собственному желанию, хотя у меня желания такого не было. Но тут меня снова позвала «Советская молодежь», и я работал там. - А дальше? - Дальше биография была совершенно прекрасная, на мой взгляд. Хотя она была пораженческая. Обо мне даже фильм сняли на Центральной студии документальных фильмов 16 лет назад, когда мы вышли с зоны - он так и назывался: «Поражение». Этот фильм рассказывает о том, что происходило на самом деле. Я в 1965 году написал письмо съезду комсомола. Идея письма была коммунистическая: трехвозрастной состав ЦК партии. Если треть ЦК будет молодежь, коммунисты комсомольского возраста - нам не грозило бы то, к чему мы пришли в конце брежневского правления. И меня исключили из партии со странной формулировкой - за троцкизм. Спросили: вы будете апеллировать? Я ответил: нет, но придет время, вы спохватитесь, да будет поздно. Так оно и оказалось. Но на это понадобилось больше 15 лет. - Что вместили эти 15 лет? - Три психушки, лагерь, политзону. По существу, я пошел на пять лет лагерей и три года ссылки за Вампиловское книжное товарищество, которое создал в 1979 году в честь Александра Вампилова, уже погибшего на Байкале. Ссылку Горбачев ликвидировал. Выпустил нас, потом реабилитировал. И началась моя подлинная жизнь уже с 1987 года, когда я напечатал все. Точнее, почти все - одну вещь я держу в столе для посмертной публикации, чтобы поддержать моего младшего сына Митю (ему 15 лет). Это повесть «Садовник», кстати, они мне ее тоже в приговор вставили. Решили, что антисоветчина. Хотя там ничего антисоветского нет - там моя биография, написанная правдиво. - Почему «Садовник»? Вы были садовником? - Я жил в Ботаническом саду иркутского университета - устроился садовником. Это было прекрасное время. Мы жили в домике, я сделал там прекрасный огород. В Ботаническом саду атмосфера была совершенно поэтическая, и Вампиловское книжное товарищество туда вписывалось только как культурное, не как политическое. Поэтому у власти была прекрасная возможность меня сохранить. Но они предпочли другой путь. Позже я узнал, что когда Андропов пришел к власти, тут же пошли аресты по всей стране. Но аресты избранные - одного-двоих берут, и город уже напуган. Когда мы на зоне сошлись, мы это поняли. Один из Новосибирска, другой из Томска, третий из Перми. Сборная России! И мужики хорошие. У нас сидел с Байконура подполковник - я с ним потом дружил. Оказалось, он переписывался с другом, вышедшим в отставку, и открыто высказывал свои мысли. А письма перлюстрировались и потом послужили основанием для уголовного дела, обвинения в антисоветской агитации. Два человека в личной переписке «агитировали» друг друга. И много было подобных дичайших историй. Хотя на политзоне мне было хорошо, кстати. - Хорошо в тюрьме? Такое бывает? - Ну да. Отпали все искушения: женщин нет, водки нет, курево ограничено, пачка чая в 50 граммов дается на месяц. У нас была отборная гвардия инакомыслящих со всего Советского Союза. Я выписывал на свою зековскую зарплату книги, педагогические журналы и штудировал их. У меня была сверхидея - написать «Урийскую дидактику», педагогическую книгу, потому что 15 лет я отдал школе. Сегодня нужна такая книга. Я написал пьесу «Урийская дидактика» - как раз о Вампиловском товариществе. - Расскажите о вашем общении с Вампиловым. - В альманахе «Рубеж», который выпускает Александр Колесов во Владивостоке, напечатан мой очерк о Вампилове. Он был человеком гениальным. Я не превышаю планку - то, что он написал, даже по российским меркам выше всяких уровней, пьесы «Утиная охота», «Старший сын», «Прошлым летом в Чулимске» - это же классика русской драматургии. Мы с ним познакомились в редакции университетской газеты. Он меня все время отзывал от писем съездам комсомола. Он считал, что я должен писать рассказы, а не письма съездам. Но я считал, что выражать гражданскую позицию необходимо. У меня было какое-то мистическое предощущение - с ним что-то произойдет. И страшное случилось - Вампилов утонул на Байкале. Дно лодки выбило топляком, он поплыл. В Байкале вода даже летом холодная, в ней долго сидеть нельзя, надо или на берег выбираться, или просить, чтобы лодку прислали. На берегу сидели мужики, выпивали, хохотали над ним. Он прекрасно плавал. Он доплыл, и когда уже достал ногами дно, у него разорвалось сердце. Так мы его потеряли. А было ему всего 34 года. А далее идут воспоминальные вещи - смешные, печальные, грустные, трагические. И вместе с тем высокие, потому что он владел поэтической истиной. И в нем было потрясающее пушкинское начало. Слава его пошла в разлив по России, но слава очень тяжелая - его не ставили на сцене. И последний удар ему нанесли в Иркутске - там выходил журнал «Ангара», и цензура по требованию обкома выбросила из сверстанного номера пьесу Вампилова «Прошлым летом в Чулимске». Для него это был удар, хотя не смертельный, конечно - мы понимали, в какой стране живем. В его честь я и создал Вампиловское книжное товарищество. Собрал молодежь - вокруг меня всегда было много молодежи. Выпускали литературные тетради, у нас были доклады и дискуссии, спорили о Достоевском. Все мои вампиловцы, слава богу, состоялись, некоторые даже стали крупными людьми в культуре. Если бы меня спросили: Борис, что ты хочешь? Я бы ответил: хочу, чтобы Вампиловых не трогали. Особенно когда они нарождаются, нарастают. Они нужны русской культуре, сохраните их! - Вас по-прежнему привлекает политика? - Стараюсь уходить от политичности. Хотя мы создали Амурскую организацию Союза русского народа. Я помог активистам нашим ее создать с одной задачей - заниматься воссозданием русской национальной культуры. Но оказалось, люди к этому не готовы. Они готовы кричать, лозунги выбрасывать - антиеврейские в основном. А я им сказал: «Ребята, не в евреях вопрос, вопрос в русских. Это мы несем ответственность, и мы виноваты в том, что у нас происходило, и даже в том, что сейчас происходит». Но они не согласились. В общем, очень сурово я с ними разошелся. Сейчас идет процесс над активистами СРН. Я за них попытался заступиться - написал записку «Не делайте героев из ничего». Письмо я отдал редакторам нескольких местных газет. Но редакторы перепугались. Хотя там ничего страшного нет, там обращение к власти. Я говорю им: вы, господа, в нынешних обстоятельствах, когда мы боремся за демократию, делаете ляп, который подрывает сами основы демократии. Потому что вместо того чтобы дать активистам штраф, условный срок - их арестовывают, и точно сделают из них героев. Но это не герои - это Хлестаковы. - С вашим именем связано создание проекта Сада искусств в Свободном. - Из Свободного сделали столицу 18 лагерей БАМлага, через Свободный прошли гениальные сыны нашей Родины. Я там вырос, и этапы у нас шли под окнами. Мимо нас гнали этапы на вокзал. Так вот, Сад искусств - я его называю Есаулов сад - расположен в центре города. И там мы создаем огромный культурный центр. И духовная столица Приамурья будет в Свободном, а не в Благовещенске. Там закладывается часовня в память Цесаревича Алексия, в честь которого был назван город (до революции он был Алексеевском), театр юного зрителя и художественная галерея, которой нет, к сожалению, в области, а также этнографический музей и большая библиотека, а редакция историко-культурной газеты «Русский берег», которую я несколько лет назад начал выпускать, но потом приостановил. Мы создали общественное правление, в него вошли талантливые люди. Но пока все уперлось в отсутствие финансов. Вот этим я озабочен, а не политикой. - Книги писать успеваете? - Должен сказать, что пишу я крайне мало. Мой характер - дурной, я считаю, - все время призывает меня к каким-то поступкам. То Союз русского народа надо создать, то Сад искусств. Сейчас готовлюсь писать книгу о Флоренском, договор уже заключен. - Вы снимали о нем фильм, который выставляли на конкурсе православных программ «Слово Плоть Бысть». - Фильм получил премию, но его же нигде не показывали. Мы познакомились с внуком Флоренского - Павел Васильевич приезжал сюда, это прекрасный старик, мой ровесник. И мы добились открытия в Свободном мемориальной доски памяти Флоренского, сняли о нем фильм. Теперь подошла пора написать о нем поэму в прозе. Читаю Флоренского и все, что вокруг Флоренского. Приходится читать серьезную литературу. Я и раньше ее не избегал. Но раньше это был запретный плод - Андрей Платонов (он у меня в приговоре), «Реквием» Анны Ахматовой (тоже в приговоре). Их раньше нельзя было читать, и достать их было невозможно. - Где же вы их брали? - Доставал. В самиздате было все, кстати, даже Флоренский. У меня была потрясающая статья Флоренского «Обратная перспектива» - об искусстве, о живописи. Флоренский был российским Леонардо да Винчи. Какую область ни возьми, он везде был первоклас-сным специалистом. Занимался вечной мерзлотой, йодом, археологией, философией, теологией - написал лучший трактат в русской теологии «Столп веры», был прекрасным архивариусом. Думаю, это будет искреннее исследование о путях русской интеллигенции. Философы все сели на «ленинский пароход» и уехали в Париж. А Флоренский сказал: нет. Он был христианином подлинным, он сказал: на родине останусь. И все закончилось расстрелом в Соловках. Хотя Флоренский занимался нужными для страны вещами, он был одним из авторов ГОЭЛРО. Надо было его сохранить. На поселении он был кротким человеком. Но он в рясе ходил, а его палачей это раздражало. Вот такой книгой буду занят ближайшие месяцы. Досье «АП» Борис Иванович Черных, член Союза российских писателей и Русского Пен-клуба. Вырос в Свободном. Окончил факультет правоведения. В 1962 году принят в КПСС, в 1966 исключен после письма XV съезду комсомола. Работал в педагогике и на производствах. В 1982 году арестован и приговорен к 5 годам строгого режима и трем годам ссылки, срок отбывал в политзоне на Чусовой (Урал). Освобожден и реабилитирован в 1988 году. В 1996 году возвращается на малую родину - в Благовещенск. Был советником губернатора по культуре. Автор пяти книг прозы и публицистики. К 70-летию Бориса Черных в издательстве «Европа» выпущен его двухтомник «Избранное».