Фото: Андрей ИльинскийФото: Андрей Ильинский

«За восемь лет не было ни одного спокойного года: то стихия, то пандемия», — улыбается Ольга Петровна и добавляет: «Все восемь лет — как на войне». 15 марта — во Всемирный день защиты прав потребителей — Ольга Курганова стала гостем редакции АП. Всегда строгая и недоступная, она удивила нас своей искренностью и преданностью службе, которой отдала больше 30 лет жизни.

Пока все праздновали Новый год

— Ольга Петровна, у вас много сотрудников заболели ковидом, вы ведь на передовой?

 — Ни один сотрудник Роспотребнадзора не заболел, исполняя свои профессиональные обязанности. Хотя работали в очень серьезных очагах и непосредственно проводили исследования в условиях лаборатории. Потому что жестко отслеживали требования биологической безопасности.  Мы сразу организовали санпропускник, который проходили все, кто возвращался из очага. Там переодевались, принимали душ — была полная обработка, как положено. Пренебрежение даже такими банальными вещами, как последовательность действий, чревато заражением. 

Когда меня спрашивают: «Когда же снимете ограничения?» — я думаю: «Когда же эти ограничения кончатся для наших сотрудников?!» Лично для меня как руководителя все началось еще 2 января 2020 года. Люди отмечали новогодний праздник, еще никто ничего не знал, а мы уже приступили к работе, пытаясь снизить риски завоза инфекции из Китая. Помните, как было с атипичной пневмонией в 2003-м, когда завоз ее в Россию был именно через Благовещенск. Тогда удалось не допустить распространения опасной инфекции дальше.  

«Наша команда справляется»

— Минувший 2020‑й был кошмарным, а для вас особенно.

— Не хочу жаловаться, приведу пример. Поступило поручение: собрать бригаду для экстренного вылета в другой субъект. Что значит собрать? Нужно вызвать эпидемиолога, инфекциониста, экипировать их, загрузить на борт все необходимое. И успеть все это за полтора часа! Вот в таком режиме мы уже год. С учетом часовых поясов наш рабочий день может начинаться в 6 утра и заканчиваться в 2 часа ночи. Да, тяжело. Особенно моим сотрудникам, у которых маленькие дети. Тем не менее наша команда справляется.  Такая у нас работа. Самое главное — получать удовлетворение от того, что ты делаешь.

— В два часа ночи подбадривать себя: «Мне нравится разруливать экстренную ситуацию»?

— Мне это действительно нравится! Да, много рутинной работы, хочется движения. Говоришь коллегам: «Давайте будем заниматься серомониторингом». Да, это сложно: надо привлечь медиков, облачный сервис организовывать, но это безумно интересно. Или понимаешь, что в работе с газовиками нужно искать другие подходы. Да, будем это делать! Сейчас зашли в новый проект по пневмониям — это сугубо медицинская тема, и там тоже много интересного. А самое главное — вместе с медиками мы по ходу меняем тактику лечения, назначая другие препараты, и «вытаскиваем» тяжелых больных. Вот от этого и получаешь удовлетворение.

О диагностическом прорыве

— Вы не один год ставили проблему: диагностика вирусных инфекций у нас «хромает», а тут еще пандемия. Как справились?

— В начале года работали с колес: важно было «закрыть» вопрос с диагностикой. Как только появились первые тест-системы, мы практически ежедневно нарочным доставляли собранный материал в новосибирский центр вирусологии и биотехнологии «Вектор». Любое подозрение — тест направляли туда. В конце февраля нам предоставили право и тест-системы для проведения исследований. Как сейчас помню: самолет прилетел в 6 утра, а через час мы уже зашли в лабораторию и начали работу. Конечно, я сильно переживала по поводу соблюдения требований безопасности, чтобы не было заражения сотрудников, которые проводили исследования в полной экипировке. К их чести — люди работали за интерес, за дело, не считаясь с личным временем, пока вели наработки. Позже мы стали развивать сеть, сотрудничая с другими лабораториями.

Несколько исследований показали, что у людей, переболевших COVID-19, остаются Т-клетки, способные распознавать вирус, независимо от того, ощущают они симптомы болезни или нет.

 

Вы помните, что происходило у нас в ноябре, декабре и январе, когда была пиковая заболеваемость. И еще нужно было отработать огромное число контактных. Проблемы были, но они заставили действовать. У нас в службе Роспотребнадзора появилась станция, которая позволяет в Благовещенске автоматически до тысячи проб сразу обрабатывать, вторую такую же станцию мы установили в Тынде, чтобы север закрыть. Медицинские учреждения тоже приобрели соответствующие амплификаторы, станции. В начале 2020‑го мы не могли предполагать, что к концу года так резко изменится оснащенность. В части лабораторной диагностики, особенно коронавирусной инфекции, произошел колоссальный рывок.

Почему дети болеют реже, чем взрослые

— Сколько амурчан на сегодняшний день переболело ковидом?

— Почти 22 тысячи. Это те, у кого есть диагноз, положительный тест на коронавирус, клинические проявления были. В том числе это и люди, которые, к сожалению, скончались.

Во время мониторинга мы выяснили, что дети у нас имеют самый высокий уровень серопревалентности. Это говорит о том, что они проконтактировали практически бессимптомно, но защита у них есть. И это очень хорошо. У нас даже был случай, когда у ребенка с классическим отитом взяли тест, и каким‑то образом ошибочно его материал попал к нам. Мы исследуем и находим ковид. Клиники вообще у ребенка не было. Это говорит о том, что у детей инфекция протекает совершенно по‑другому.

 У прибывших из КНР по временному коридору на таможне брали мазки на наличие инфекции.  Фото: Управление Роспотребнадзора по Амурской области

На сегодняшний день объяснение этому уже есть. Один из путей внедрения вируса в организм — его попадание на слизистую носа. А по сравнению со взрослыми, в клетках слизистой носа детей меньше рецепторов ACE2, который вирус использует для заражения. Вероятно, по этой причине вирус не может закрепиться в верхних дыхательных путях детей и развить клиническую картину. Это позволяет ситуацию по детям вести спокойно. Они у нас учатся, образовательный процесс идет в штатном режиме. По школам была другая проблема — учителя болели. А дети защищены.

— А что у взрослых амурчан?

— Парадокс был в том, что на первом этапе серологических исследований достаточно пожилые люди — старше 60 лет — давали хороший процент иммунной защиты. И объяснения этому нет. При этом клинических проявлений у них не было. На втором этапе увидели, что уровень защиты падает. Даже среди 30—40‑летних, а это самая социально активная группа. Все это вызывало опасение. Третий этап проводили в декабре — на пике заболеваемости. И получили хорошие результаты — 61 процент, у кого обнаружены иммуноглобулины. Это говорит о том, что человек был в контакте, не заболел и у него есть иммунная защита. Посмотрим, какими будут результаты по итогам четвертого этапа исследований. Мы признательны амурчанам за то, что они ответственно отнеслись к исследованиям. В проекте участвовало до трех тысяч человек. Задача была на четвертом этапе хотя бы 60 процентов набрать от числа тех, кто первыми тестировался. Мы больше набрали — пришли сдавать тесты почти 2 тысячи амурчан. Все сыворотки собраны, приступаем к исследованиям.

КУДА ПРОПАЛ ГРИПП?

 Сотрудники лаборатории Центра гигиены и эпидемиологии (2-я зона ПЦР) занимаются выделением РНК инфекционного возбудителя SARS-CoV-2. Фото: Управление Роспотребнадзора по Амурской области

Гриппозного пика не было

— Многие задаются вопросом: почему у нас нет гриппа? Или просто не проводят исследования из‑за ковида?

— Исследования проводятся. Более того, мы сильно переживали, что может произойти накладка: ковид плюс грипп. Сценарий неблагоприятный — сочетанное течение двух тяжелых инфекционных заболеваний могло еще осложнить ситуацию. Сегодня мониторинг увеличен по группам риска, но гриппа нет. Почему это произошло? Над этим вопросом работают ученые. Произошло ли вытеснение одним патогеном другого — вполне возможно, и такая версия есть. Мы ждали грипп в конце ноября — начале декабря, когда обычно он заходил и начинала расти заболеваемость. Потом ждали волну на шестой-седьмой календарной неделе нового года, когда был основной гриппозный пик. И пика не было. Такая же ситуация на всем Дальнем Востоке и в целом по России. Гриппа нет!

И по острым респираторным вирусным заболеваниям проходим сезонный пик ОРВИ тоже на достаточно низких уровнях. Из всех субъектов ДФО у нас самый низкий показатель — 33 случая на 10 тысяч населения за прошлую неделю. Обычно заболеваемость ОРВИ формируется за счет детей, в этом году все наоборот — больше болеет взрослое население. Сработали ограничения по детству — все‑таки мы начали носить маски, в школах и садиках установили рециркуляторы, они работают на все респираторные инфекции. Надо учитывать и то, что более 60 процентов у нас привито от гриппа — хорошая иммунная прослойка. Нет условий для передачи от одного к другому, популяционный иммунитет работает.

Ольга Курганова —единственный санврач в России, кто закрыл частную лабораторию из‑за производственных нарушений при тестировании на коронавирус.

— Значит ли это, что в следующий эпидсезон у нас не будет гриппа — его заменит коронавирус?

— Сразу скажу: полного вытеснения быть не может — это совершенно разные вирусы. В сезон ОРВИ у нас чего только нет. Коронавирус и раньше был, только другой модификации и другой антигенной структуры: метапневмовирус, аденовирус, РС-вирус, риновирус, парагрипп — их очень много. Поэтому грипп не уйдет, другое дело, что сейчас конкуренция в мировом масштабе. Все больше и больше наши эпидемиологи и вирусологи склоняются к тому, что новая коронавирусная инфекция (или SARS CoV-2) как возбудитель примет сезонный характер. Скорее всего, это так и будет. Потому что это респираторная инфекция с характерной сезонностью — пиком в осенне-зимний период, когда мы мало бываем на свежем воздухе. Это болезнь тесноты, скученных помещений. Правильно делают те, кто постоянно проветривает.

— То есть прививки от гриппа своей актуальности не теряют?

— Конечно, нет! Профилактировать себя будем в зависимости от циркуляции вируса. Штаммы же каждый год меняются. Посмотрим, что будет с SARS CoV-2. Сейчас радует то, что все, кто привился и переболел, имеют защиту и к относительно новым штаммам.

 Специалисты Роспотребнадзора проверяли, как бывшие в контакте с больными ковидом соблюдают режим изоляции. Фото: Управление Роспотребнадзора по Амурской области

— Многие боятся делать прививку от ковида, вы сами как ее перенесли?

— Очень хорошо. Первую поставила еще 4 января, а после второй была некоторая болезненность в области инъекции. Но, к слову, когда прививалась от пневмококка, ставила «Превенар», и болезненность была даже более выраженной. Нам без прививки нельзя — специфика работы такая.

— Будет ли третья волна коронавируса, о чем недавно заявили на одном из федеральных каналов?

— Сейчас очень много эпидемиологов, прогнозистов, вирусологов, которые раньше особенно незаметны были, а сегодня раздают комментарии и делают прогнозы. Что значит третья волна? Мы сначала должны в ноль упасть, а у нас эпидпроцесс не прервался. Мы в ноль не падаем: как 27 марта прошлого года начали болеть, так с тех пор процесс не прерывается. Поэтому нужно не истерить, а надеяться на лучшее и помнить о мерах профилактики.

О клетках памяти и кто не заболеет COVID-19

— У людей нет ясности, как долго держится иммунитет у переболевших ковидом. Данные разнятся от 21 дня до полугода. А это важный вопрос для тех, кто хочет вакцинироваться.

— Наш организм очень сложная саморегулирующая система. Вот вы встретились с патогеном — идет воздействие на иммунную систему. Но прежде чем начнут вырабатываться иммуноглобулины, у нас есть так называемые Т-лимфоциты, которые формируют клеточную память. Они дают сигнал: «Опасность». И пошла выработка иммуноглобулина. Но проходит какой‑то период, агента уже нет, и наш умный организм говорит: «Зачем работать вхолостую?» Уровень иммуноглобулина начинает падать, антитела почти исчезают. Но при этом у нас есть клетки памяти, которые запомнили патоген. И если мы встречаемся с ним снова, то идет сигнал на Т-клетки, которые опять начинают провоцировать гуморальный иммунитет.

Недавно ученые обнаружили, что у некоторых людей тест на антитела к COVID-19 может быть отрицательным, а на Т-клетки, способные распознать вирус, — положительным. Это дает повод ученым предположить, что определенный уровень иммунитета против заболевания может быть более распространенным, чем считалось ранее.

Эти самые Т-клетки имеют триллионы возможных версий поверхностных белков, каждый из которых распознает различные мишени. И они остаются в крови много лет после перенесенной инфекции, способствуя формированию «долговременной памяти» иммунной системы и позволяя ей быстрее и эффективнее реагировать, когда она снова сталкивается со старым врагом.

— А можно сделать тест и узнать, есть ли у тебя Т-клеточный иммунитет?

— Ученые всего мира сейчас бьются над тем, как его можно измерить. К сожалению, пока средств тотального контроля идентификации Т-клеточного иммунитета, которые были бы доступны для нас всех, на сегодняшний день нет. Такие исследования проводятся только в научных рамках. Поэтому так важен серомониторинг — динамику нужно смотреть. Это как раз те кирпичики, которые дают знание о формировании иммунитета. То, что это не 21 день, очевидно, иммунитет сохраняется до полугода. Конечно, все индивидуально. Но самое главное — у нас есть клетки памяти, которые в нужный момент включаются. Мы в своих исследованиях наблюдаем такую картину: вроде бы человек переболел, но антител у него совсем мало. Он получает дозу при первой вакцинации, и резко подскакивают иммуноглобулины G. Это говорит о том, что клетки памяти работают — защита есть!

— Получается, количество антител и не столь уж и важно?

— Важен сам факт их наличия в крови человека. На сегодняшний день наука об этом говорит. На что еще хочу обратить внимание. Когда говорят об эффективности вакцинации, то в общей статистике всегда есть небольшая прослойка — люди, которые не реагируют на прививку. По каким‑то причинам, возможно из‑за болезни, иммунитет у них не формируется. И людей с такой особенностью примерно пять процентов. Об этом важно помнить. Стопроцентной гарантии, что вы никогда не заболеете, никто не может дать. Но вакцинируя людей в условиях пандемии, мы профилактируем тяжелое течение болезни, критические ситуации и летальные исходы. Случаи, когда люди сделали прививку и все же заболели, у нас есть. Этого никто не скрывает. Но они переболели легко, не было тяжелых последствий.

«Тем, кто не болел ковидом, нужно привиться»

— Надо ли сейчас вакцинироваться тем, кто переболел осенью?

— Думаю, есть время подождать. Очень надеемся, что наступит лето и заболеваемость будет снижаться. Прививку можно поставить уже к осени. А вот тем, кто не болел — им, конечно, нужно привиться. Несмотря на то, что ситуация относительно стабильная: порядка 30 новых случаев заражения в сутки — в этом коридоре мы идем пока. Люди болеют пневмонией, и тяжело болеют. К сожалению, некоторые погибают. Поэтому благополучной ситуацию не назовешь. Прививки делать надо.

— Какие из трех вакцин, которые производят в России, поступили к нам в область и в чем их отличие?

— Сейчас для масштабной вакцинации населения мы используем «Спутник V» (Гам-Ковид-Вак), разработанный Центром эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи на основе неопасной аденовирусной платформы. Поступала и вакцина «ЭпиВакКорона», которая основана на химически синтезированных пептидных антигенах и не содержит живого вируса. Но ее, к сожалению, было очень мало. Ее производит флагман нашей науки и Роспотребнадзора — новосибирский институт «Вектор». Они сейчас разработали еще и шприц-тюбик индивидуальный, с позиции профилактики инфекции это замечательно. Сейчас идет наработка. Мы очень ждем эту вакцину, особенно для категории аллергиков, также как и вакцину «Спутник Лайт» (вариант «Спутника V») — она облегченная однокомпонентная и вводится однократно.

И сейчас Центром имени М. П. Чумакова запускается в производство третья вакцина. Она разработана по классической технологии — сделана не из отдельных антигенов коронавируса, а из цельного инактивированного вируса. Предполагается, что она должна будет сформировать длительный иммунитет. Но все вопрос времени. 

— Некоторые хотели бы привиться французской вакциной.

— А что они об этом знают? Я лично испытываю гордость за нашу классическую медицинскую науку. Наши иммунология, эпидемиология, вакцинология имеют огромный багаж и преемственность, как и корифеи нашей медицины — люди, впитавшие знания многих поколений.

И СТРАТЕГИ, И ТАКТИКИ

 Роспотребнадзор приезжал обследовать обсерватор для лиц, прибывших работать в Амурскую область вахтовым методом. Фото: Управление Роспотребнадзора по Амурской области

«Скучать не приходится!»

— Ольга Петровна, ни один ребенок не сидит за партой и не мечтает: «Буду в Роспотребнадзоре работать!» Вы кем хотели стать в детстве и пересеклись ли мечты с вашей сегодняшней работой?

— Я из семьи военнослужащих. Папа военным был, а мама — медицинским работником, поэтому вся моя жизнь была в какой‑то степени связана с медициной. Это, наверное, и определило мое желание поступать во Владивостокский государственный мединститут. Почему именно на медико-профилактический факультет? Такие есть далеко не в каждом вузе — за уральским хребтом только в Иркутске и во Владивостоке. Распределение после института я получила в управление торговли Амурской области, но осуществлять надзор в сфере торговли, тем более ведомственной, мне представлялось делом неинтересным. И я начала заниматься коммунальной гигиеной и гигиеной труда. В этой сфере можно управлять разными процессами, а не просто прийти в магазин и посмотреть, правильная ли там маркировка на разделочных досках.

— Слово «интересно» с вашим ведомством как‑то не вяжется, многие считают такую работу страшно скучной.

— Абсолютно с этим не согласна. Наша работа перманентна и переменчива, а зачастую напоминает сводки боевых действий. Потому что разные ситуации, какого бы характера они ни были, требуют мобилизации и сразу же принятия мер. Поступила информация: что‑то произошло в детском учреждении — инфекция или пищевое отравление, либо сообщение, что какие‑то проблемы в водоснабжении; не дай бог, групповые случаи инфекционных или неинфекционных заболеваний — меры нужно принимать экстренно. У нас многие годы уже традиционно пятница — это «день службы»: в конце рабочей недели обязательно что‑то случается, а потом ситуация развивается в субботу и воскресенье. То, что скучать не приходится, это точно!

«Важно не количество антител, а сам факт их наличия у человека».

Причем в тонусе мы круглогодично: зимой возникают одни ситуации, весной начинаются клещевые и кишечные инфекции, летом оздоровительная кампания и там своя специфика, потом начинается школа, осенью — ОРВИ и грипп… Такая вот цикличность. Какие бы профилактические меры мы ни планировали и ни проводили, а 50 процентов — это всегда оперативная работа. Если медика люди воспринимают прежде всего как человека, стоящего у постели больного, то у нас другие цели. Во-первых, прогнозирование возможных неблагополучных ситуаций. Мы должны видеть наперед, как сценарий будет развиваться и какие действия нужно предпринять, чтобы этого не произошло. Во-вторых, если что‑то случилось, то мы должны сделать все, чтобы снивелировать угрозы здоровью людей.

Новый лабораторный виток

— За 32 года у вас никогда не возникало желания уйти из Роспотребнадзора?

— Возникало. Я даже другое образование получила, потому что хотела покинуть службу — был период, когда неинтересно стало работать. Но потом мне предложили новое направление — это касалось организации испытательных лабораторных центров, их аккредитации. Совершенно новый пласт работы, который я на тот период не знала. Пришлось вникать, все организовывать. Очень важный момент, особенно в нашей работе — это объективные методы исследования. Все остальное — субъективный фактор. Но когда мы проводим исследования питьевой воды, пищевых продуктов, тех же детских игрушек… В 1990‑е годы экспорт-импорт имел несколько иной характер — все подлежало тотальному контролю, порой мы задерживали на таможне и не разрешали ввозить из Китая партии продуктов, когда там что‑то подозрительное находили, проводили арбитражные исследования. Очень нужна была современная лабораторная база.

 Встреча чартерного рейса с гражданами РФ, эвакуированными из китайской провинции Хайнань. Фото: Управление Роспотребнадзора по Амурской области

И в тот период в Благовещенске были построены два лабораторных корпуса. Один микробиологического профиля по полному циклу с проведением исследований до второго уровня опасности. Сейчас там как раз проводятся исследования на коронавирусную инфекцию, там же мы запускали первое ПЦР-тестирование. Это абсолютно автономное здание для очень серьезных исследований с особыми требованиями биологической безопасности. Там мы проводили исследования и на сибирскую язву — если помните, у нас была эпопея с почтовыми отправлениями. Тогда нам пришлось переводить лабораторию на круглосуточный режим работы. Специфика была такая: люди заходили в заразные зоны, и они там практически жили, пока не проведут полный цикл лабораторных исследований.

— Сколько этот цикл длился?

— На тот период до трех суток. Тогда ведь еще не было таких современных методов исследования, как ПЦР. Поэтому специалисты приходили на работу с раскладушками, едой, водой, запасной одеждой и не могли покинуть лабораторию как минимум три дня. Когда мы начинали первые ПЦР-исследования, пришлось переделывать лабораторию. Мы разносили ее по этажам и по участкам. Потому что разные потоки: нельзя, чтобы остатки РНК у нас разлетелись посредством воздушной среды и загрязнили пробы. Там особая система вентиляции. В этом же корпусе мы начинали первые исследования на генетически модифицированную продукцию. Все очень интересно. И когда все у нас получается — это здорово.

— А предназначение второго корпуса на улице Театральной?

— Это уже наше химическое направление — вся санитарная химия и токсикология. Проводим там радиологические, а также исследования разных физических факторов.

Можем проверить пищевую ценность продукта

— С тех пор как построили лабораторию, стандарты сильно изменились? Когда были подходы строже к продуктам питания — раньше или сейчас?

— Если такую ретроспективу проводить, то раньше были такие медико-биологические методы безопасности, когда мы оценивали продукты только по принципу «вредно — не вредно»: проверяли, есть ли токсины, микроорганизмы, нет ли радиации. А сегодня мы перешли качественно уже на совершенно другой уровень работы. Потому что есть соответствующее оборудование, и мы теперь можем оценивать не только безопасность и безвредность, но и пищевую ценность.

Раньше полезность продуктов питания можно было рассчитать только по специальным химическим справочникам. А с этого года заработал национальный проект «Демография». Приамурье — третий субъект в Дальневосточном федеральном округе, вошедший в этот проект. Выделены федеральные средства, закуплено оборудование, позволяющее нам проводить высокоточные исследования. На сегодняшний день мы можем посмотреть, сколько в конкретном пищевом продукте витамина В1, В2, В6, РР, фолиевой кислоты, омеги. Теперь мы можем не просто прочитать то, что производитель написал на коробке, а проверить, есть ли реально в данном яйце лецитин или его там нет. Иногда пробуешь китайское яблоко — оно безопасное, им не отравишься, но оно не вкусное. А почему не вкусное? Да потому что там нет важных макро-, микроэлементов. Мы только начали такой мониторинг.

— И какие первые результаты?

— Неожиданные. Сейчас мы сосредоточили свои усилия на школьном питании — смотрим те продукты, которые у ребенка на столе. Начали с соков, которые даем детям, потому что считаем их полезными. И те исследования, которые мы уже провели, показывают: кроме витамина С, в этих соках нет ничего, что заявлено производителем. Наработки еще только появляются. Служба мониторинга развивается по спирали, чему мы рады. К примеру, раньше смотрели пористость хлеба. Что она дает? Да ничего, по сути. А вот такие методы исследований не только интересны, но еще и чрезвычайно важны.

Про страшные находки, задержку грузов и угрозы

— Ольга Петровна, какие на вашей памяти самые страшные находки в продуктах?

— Если говорить об импорте и временах тотального контроля продукции из КНР, то страшно было, когда мы находили очень значительную концентрацию кадмия в дрожжах. И когда мы остановили партии товара на границе, скандал был очень большой, в чем нас только не обвиняли… Мы возили пробы для арбитражных исследований в Москву, в центральные институты, и наши исследования были подтверждены. Эта партия границу не пересекла.

— А вам когда‑нибудь угрожали?

— И такие моменты тоже были. Однажды мы задержали большие партии консервов, которые позиционировались как изделия для производства соков. Они были овощные и фруктовые: томат, манго и другие. Мы обнаружили в них большое превышение микотоксина — это продукт гниения, когда плесень образуется. Отбраковали большие партии. Тогда на меня и моих сотрудников оказывалось давление. Ситуация была настолько серьезной, что мы даже вынуждены были обратиться в силовое ведомство для физической защиты.

Если говорить об инфекционных заболеваниях, то здесь вспоминается случай массового отравления в одном из районов нашей области. Когда очень хорошо и весело провели выпускной вечер. Работники столовой приготовили много вкусных салатов, они на жаре простояли, а потом все это дружно поели и заболели. В итоге школьники, вместо того чтобы готовиться к вступительным экзаменам, были госпитализированы в инфекционную больницу с диагнозом «сальмонеллез».



 

— Хочу сказать всей команде «Амурской правды»: мне очень радостно и приятно, что вы, ваша компания, так динамично развиваетесь. Если раньше в Благовещенске первенство в информационном интернет-пространстве я отдавала одному популярному информагентству, то сейчас чаще обращаюсь на сайт «Амурской правды». Информацию подаете оперативно, актуально, объективно. Дальнейших вам успехов!

Возрастная категория материалов: 18+