Куцый листок бумаги в клеточку извещал о том, что забыли гвардии старшину Тихоньких в местном военкомате и ему, оборонявшему Ленинград, не вручили юбилейную медаль в честь шестидесятилетия освобождения Ленинграда от фашистских захватчиков. Старый до ветхости, вросший в землю едва ли не по самые окна дом. Кособокая кухня, из печной трубы которой, несмотря на августовский полдень, вьется сизый дымок. Из живности в заросшем дворе кудахтали две курицы. Жилым духом тут пахло слабо. На наш громкий стук в дверь кухни вышел согбенный, когда-то кряжистый человек. Белая как лунь голова, беззубый рот. - Говорите громче: оглох я совсем, - так представился Петр Иванович. Его жилье - это зимняя кухня с застоявшимся запахом старости и немытого тела. Кровать, старый шкафчик, пара табуреток - вот, пожалуй, и вся дедова мебель. На плите булькал незамысловатый супчик, который варил для себя вековой старик. - Я с 1921 года в Кивде, там на шахте работал. Семья у нас большая была, жили впроголодь. А в августе сорок второго года нас целый эшелон набрали в Бурее - и на фронт, - рассказывает дед. Попав в Ленинград, кивдинский шахтер весь ужас блокады разделил с жителями непокоренного города. Его часть все 900 дней простояла в Ленинграде. К концу блокады от защитника города-героя остались кожа да кости: "Ели лебеду, заправленную комбижиром". После прорыва немецкой петли их часть передислоцировалась в Эстонию, там он и встретил соленую от слез Победу. Домой, в родную Кивду, Петр Тихоньких вернулся в октябре 1945 года. Одной из самых святых наград он считает медаль "За оборону Ленинграда". Сегодня она рядом с десятком других висит на изъеденном до дыр молью пиджаке в колченогом шкафу. Петр Иванович с супругой вырастил четверых детей. Со слов деда стало понятно, что двое из них живут где-то в Сибири, в гостях не были - он забыл, сколько уж лет. Изредка пишут письма. - Одна дочка живет рядом, да двое внуков тут. Они и огород садят, и продукты мне покупают - не дают с голоду помереть. А еду сам варю как могу. Он уже лет тридцать, как овдовел. Его дом обветшал и постарел вместе с ним, став непригодным для жилья, потому хозяин доживает свой век в кухне. Пенсия у солдата-освободителя три с половиной тысячи рублей - не выходящему за калитку деду вполне хватает. Продукты из магазина доставляют внуки. Свою сегодняшнюю жизнь Тихоньких комментирует одной фатальной фразой: - Смерти дожидаюсь. Но на закате жизни душит его, пол-Европы прошагавшего, большая обида: не оказалось его в списках на юбилейную медаль в честь освобождения Ленинграда. - Мне в совете ветеранов сказали, что меня в списках нет, а теперь из-за меня одного в Москве медаль отливать не станут, - по-детски трогательно рассуждает Петр Иванович. Глава Новорайчихинской администрации Наталья Кузнецова сказала как отрезала: - Мы этой проблемой вообще не занимаемся. Это проблема военкомата. Дед скорее помрет, чем эта медаль к нему придет, - убеждена местная власть. Майор Райчихинского военкомата Андрей Ложечкин был тоже по-военному беспристрастен: - Юбилейными медалями мы не занимаемся. Вот если бы его нашла награда со времен войны, тогда другой разговор. В конце концов гвардии майор посоветовал обратиться в соцзащиту."Футбол" продолжался... И только специалист по делам ветеранов Райчихинского управления социальной защиты Анна Ананьева внесла ясность: "Дедушка Тихоньких есть в списках на медаль, и к следующему 9 Мая награда будет вручена". Вот такая маленькая частная история, в которой как в зеркале видна почти столетняя жизнь ветерана Великой Отечественной войны. Но не только. Важно другое: мир, им же спасенный, ни фига не помнит о великой битве. И полуживые, формальные фразы говорит, как правило, раз в год - ко Дню Победы. Ему, этому миру, глубоко безразлично, что жизнь деда Тихоньких постепенно из обветшавшего дома на старческих полусогнутых ногах переползла в кухню-завалюху. Что, имея под боком семьи родственников, столетний человек вынужден готовить себе сам жалкое варево. И как бы оправдывая свое поварство, Петр Иванович говорит: - Что делать, аппетит-то пока есть... На вопрос, когда дед мылся последний раз, он честно ответил: "Давно, не помню..." Очень бы хотелось, чтобы эти строки прочитала дедова родня. Это вопросы частные. А что касается общественных, то где старому нездоровому человеку найти эту самую "правду", как пройти эти немыслимые властные коридоры и кабинеты? Если областную газету, словно мячик, пинали от главы к майору... Государство расписалось в полном бессилии и в некоторой степени даже в геноциде к собственным старикам. Вырвало из слабых, уже отработавших, отвоевавших рук эти незамысловатые льготы. Дало взамен крошечные, как блокадные пайки, денежные подачки, горделиво именуемые компенсациями. Арифметика проста и страшна, как немецкий артобстрел: сравните, во сколько обходится казне жизнь чиновника и ветерана войны. Да за такое бы раньше в лучшем случае в штрафбат!.. А тебе, дед Петр, хочется сказать только одно слово: "Прости". Прости всех и за все...