Прожитые годы на Амуре, словно невидимая пуповина, связывают поэта с родиной, питают его живительными соками. Как он будет теперь там, на чужбине, без друзей, без родины, без знакомого здания мединститута, без старого письменного стола, на котором знает все трещинки и кляксы? Кому позвонит вечером и скажет: «Слушай, что-то мне тоскливо. Приходи». И ты идешь, заранее зная, что вечер будет необыкновенным, запоминающимся. Олег Константинович всегда вежлив, корректен, великолепный рассказчик, а главное - не пошляк (в наше время это очень важно). Маслов был в этом отношении большой оригинал. Зная его более четверти века, общаясь вплотную последние десять лет, я ни разу не слышал от него ни одного (!) мата. Кроме анекдотов, конечно. Но там - другое дело. Из анекдота, как из песни, слова не выбросишь. Шестичасовое интервью Три года назад побывал я у Олега Константиновича по заданию редакции. «Амурка» готовила публикацию к предстоящему юбилею поэта. Маслов согласился на интервью с большой неохотой. Я почти навязался - работа ведь... Он встретил меня несколько растерянным, взъерошенным, уставшим. - В чем дело? - Да понимаешь, - сказал он хмуро, - у меня свет в зале погас. Лампочки, наверно, перегорели. И полка в шкафу рухнула. Посуда разбилась... А мне вдобавок нездоровится. - Интервью - потом, - заявил я. Засучив рукава принялся за работу под бесконечные извинения хозяина. Полез под потолок, потом разобрался с полкой, собрал осколки битой посуды, подмел пол. И как голодный поэт ни протестовал, встал к плите - начистил картошки, поджарил. Когда мы сели за стол перекусить и тяпнуть «по маленькой», оказалось, что прошло почти три часа. Только в этот момент я вспомнил про домашних Олега Константиновича: «Где они?» Продолжать фразу «Как можно оставлять пожилого человека, инвалида одного без опеки?» не стал. Показалось неудобным. - Старшая дочка Юля давно уже осела в Израиле, а младшая поехала месяц назад ее проведать... Свою жену, замечательного фтизиатра Нелли Яковлевну Розенфельд, Маслов похоронил несколько лет назад. Многим она помогла излечиться от страшного недуга, а вот себе не смогла. Олег Константинович сильно сдал за время болезни любимой супруги, поседел окончательно. Ушел я в тот вечер от него в два часа ночи. От былой усталости, одиночества и недомогания у Олега Константиновича не осталось и следа. Он так долго тряс мою руку в знак благодарности, думал, что оторвет. Вскоре младшая дочь Ирина вернулась из земли обетованной, и Олег Константинович воспрял духом. Снова взялся за пьесу, много писал, выпустил книгу. Год назад поэт побывал в Израиле, жил там целый месяц, бродил по святым местам и... снова начал писать стихи. Хотя думал, что уже не возвратится к поэзии. Последние годы занимался исключительно прозой. Кстати, «Амурка» тогда опубликовала цикл израильских стихов мэтра. Тогда, в июле прошлого года, он впервые заговорил о возможном отъезде в Израиль. Сказал вроде бы мимоходом, но было понятно, что эта идея овладела им полностью. - Понимаешь, Ира моя повстречала там одного парня, - обронил он и замолчал. Через полгода тема получила свое продолжение. - Она сказала, что не может жить без него... Я, как отец, не могу препятствовать счастью дочери. Наверное, если бы попросил, Ира вернулась бы назад, в Благовещенск. Впрочем, я еще ничего не решил, - поспешил он ответить на мой немой опрос. - Тут прожил столько лет... «Надо быть ближе к детям» - Все-таки решили уехать, Олег Константинович... - Собрался. Есть такие вещи, которые надо вовремя осознать, принять как должное. Я имею в виду старость и одиночество. Наступает такой момент, когда надо быть поближе к детям, вместе с ними продолжать жить. Лечу ведь не в самую плохую страну, не в самый плохой город. Там Иисус Христос воскрес. Там много наших, много друзей. Я вообще-то по натуре фаталист. Как складывается - пусть так и складывается. Если что-то пытаюсь сделать, но никак не получается - на рожон не лезу. А насчет своей жизни... Что хотел, то сделал. У меня есть даже такие строчки: Да, было все: любовь, измена, В глазах зеленые круги. А жизнь твердила неизменно: «Превозмоги, превозмоги! Гони залетную удачу, Не верь в нежданную беду И не плетись покорной клячей У времени на поводу». Будучи хирургом, страстно захотел заниматься анестезиологией - получилось. Начиная с детства, мечтал стать поэтом - выпустил одиннадцать книжек стихов и прозы. - С чего начинался Маслов как поэт? - Просто любил стихи. Хотя родители относились к поэзии равнодушно. Дома библиотека была. Моей первой любовью был Лермонтов, потом был очарован Есениным. Он настолько меня по-тряс, что на несколько лет вытеснил всех остальных. Как раз в это время я начал писать первые стихи, разумеется сильно подражая Есенину. - Был ли в жизни какой-то толчок, когда вы поняли: хватит читать чужую поэзию - надо попробовать писать самому. Может, связано с первой любовью? - Нет, не с любовью. В 1946 году я попал под поезд, и мне отрезали ногу. Весной следующего года сидел дома один, скучал, переживал. Ребята, мои ровесники, уже стали ходить на тырло (так называли танцы), а у меня и протеза нету. Куда пойдешь?! Захотелось как-то выразить свое состояние на бумаге. Начал я, конечно, с очень оригинальных строк (смеется). У Пушкина есть стихотворение про осень: «Октябрь уж наступил. Уж осень отряхает...» А я написал так: «Апрель уж наступил. Уж травка зеленеет...» Это было в восьмом классе. И началось... Писал дни и ночи напролет. В десятом классе мое стихотворение опубликовала «Амурская правда» - радости не было предела! Одноклассники мигом зауважали. - Вы предпочитаете плохую дружбу или хорошую войну? Творческие люди - сплошь конкуренты... - Ни с кем никогда не воевал. В литературе - тоже. Когда меня не слушают, просто ухожу. Значит, им это не нужно. Бывает, меня спрашивают, счастливый ли я человек. Я всегда отвечаю: не знаю. Но то, что не несчастный, это абсолютно точно. Потому что у меня отсутствует главное качество несчастного человека - зависть. - Когда вас приняли в Союз писателей СССР? - В 1982 году. После третьей книги. Борис Машук меня всегда сдерживал: «Не торопись со вступлением. Давай, чтобы уж наверняка». Тогда попасть в Союз было невероятно трудно. Некоторые после отказа сильно переживали, надламывались. - Вам жить при Советах было лучше, чем сейчас? - Легче. Беззаботней. Потому что сам ты ничего не решал... В девяносто втором году, когда все стремительно рушилось, мной вдруг овладел страх, что больше никогда ничего не издам. Заторопился и издал сборник «Мой век». Вначале компьютерным способом, потом удалось в издательстве напечатать. Мосты остаются - Олег Константинович, вы 73 года прожили в Амурской области. Не боитесь в таком возрасте резко менять климат? - Самая страшная жара в Израиле обычно приходится на август. Но в этом году у нас было жарче, чем там... Вдобавок везде кондиционеры. - Где будете жить? - Вначале остановлюсь у старшей дочери в Ашкелоне, а потом заверну в Иерусалим, к младшей. Кстати, своим приездом я здорово помогу молодой паре. Мне дадут квартиру быстрее, чем им. Определят хорошее пособие, льготы. - Но вы же не еврей? - Не еврей. Но такое там государство! Я для него ничего не сделал, а оно будет помогать мне достойно провести старость. Сейчас частенько вспоминаю свои же строки: Порой смешно, порою грустно - Вот дожил до седых волос, А все не покидает чувство, Что и не жил еще всерьез. Время терять там не буду, займусь мемуарами. Рассказать есть что. Я не сжигаю мосты за собой. Через год-два прилечу на родину. Соберемся дружной компанией и отметим нашу встречу. ...До сих пор не верю, что Олег Константинович уехал навсегда. На мою просьбу что-нибудь написать амурчанам на прощание поэт откликнулся охотно. Шел я и думал, как вечны эти слова классика: «Я уезжаю в дальний путь, а сердце с вами остается!»

Возрастная категория материалов: 18+