Фотопамять о госпитале в Горках под Москвой.Фотопамять о госпитале в Горках под Москвой.

Прошло уже столько лет, а у ветерана войны Алексея Кайденко до сих пор перед глазами умирающие обескровленные дети и день, когда взлетела на воздух заминированная немцами деревня, которую он за час до этого покинул: тогда в одночасье погибли медсанбат и весь штаб дивизии. Или как самого раненого советского диверсанта вывозили из зоны боевых действий, привязав к… крылу самолета.

Немцы «высасывали» из детей кровь

Прямо со школьной скамьи ученика 10 класса Алешу Кайденко в 1942 году призвали в армию и направили на учебу во «Владпех». Позже училище было передислоцировано в Благовещенск и стало называться Благовещенское пехотное училище (ныне ДВВКУ). В тот год «Владпех» выпустил рекордное за всю войну число выпусков — 12. На фронт были отправлены 2889 человек. Среди них был и наш земляк. Он попал в 16-ю Гвардейскую стрелковую дивизию в отдельный лыжный диверсионный батальон.

— Мы ходили в рейды по тылам противника, освобождали деревни, где дислоцировались немецкие подразделения. В одной из таких деревень я столкнулся с вопиющим случаем, — вспоминает Алексей Дмитриевич. — Это было в Калининской области — сегодня она называется Тверской. Заняли мы ту деревню, стали осматривать подворья, заходим в один сарай, а там лежат ребятишки. Им было лет по 10—12 — не больше. Фашисты «высосали» из детей кровь для своих раненых солдат и бросили умирать. Дело было в марте, холодно, а они бедненькие лежат на соломе полуголые — на девочках только платьица. Головы запрокинуты, провалившиеся глаза, а по рукам стекают струйки крови. Страшно... У нас в диверсионной группе боевые мужики от увиденного даже присели…

Ловушка под током

21 марта (это число Алексей Дмитриевич хорошо запомнил) он получил свое первое ранение. Пробыл в госпитале месяц, руку подлечили — и снова на фронт: с боями через Калининскую область вперед, на запад. Летом 1943-го уже командиром роты попал под Курск, где наши держали крепкую оборону.

— Впереди наших окопов были растянуты электрические сети с высоким напряжением. А электростанция стояла где-то в тылу, где располагались хозяйственные части. Так что немцы не особенно к нам рвались — боялись. Эти электросети крепились на маленьких штырях, а в траве они были незаметны. Командиров всех предупредили, мы, соответственно, своих бойцов. А один солдат, узбек, не поверил, выскочил из окопа и за щавелем полез. Так прямо у нас на глазах заживо сгорел, словно пушинка. Вспышка — и нет солдата, — припомнил еще один трагический эпизод фронтовик. — Потом на эти электросети напоролась немецкая разведка— 50 человек. Решили «языка» у нас взять. Как ползли, так все 50 человек и остались там.

На огненной дуге

По приказу генсека Сталина под Москвой формировали офицерский резерв. Оттуда Кайденко попал на Курскую дугу. Курская битва занимает в Великой Отечественной войне особое место. Она продолжалась 50 дней и ночей, с 5 июля по 23 августа 1943 года. По своему ожесточению и упорству борьбы эта битва не имеет себе равных. Не зря ее назвали «огненной дугой».

Для реализации своих планов противник сосредоточил мощные ударные группировки, которые насчитывали свыше 900 тысяч человек, около 10 тысяч орудий и минометов, до 2700 танков и штурмовых орудий, около 2050 самолетов. Большие надежды возлагались на новейшие танки «тигр» и «пантера», самолеты-истребители «Фокке-Вульф» и штурмовики «Хейнкель». Но наши войска не дрогнули. Они встретили лавины танков и пехоты врага с невиданной стойкостью и мужеством. Наступление ударных группировок противника было приостановлено. Лишь ценой огромных потерь гитлеровцам удалось на отдельных участках вклиниться в нашу оборону. А крупнейшее за всю вторую мировую войну встречное танковое сражение под Прохоровкой окончательно похоронило гитлеровскую операцию «Цитадель».

Когда наши войска уже освободили Курскую дугу, ушли дальше на Смоленщину, под станцией Глинка Алексея Дмитриевича сильно ранило. Снаряд рядом разорвался, и ему перебило ногу — рана была аж 18 на 20 сантиметров! Тогда в госпитале амурчанин пролежал около четырех месяцев — лечился в Горках под Москвой. Но врачебная комиссия признала его годным к строевой.

Роковое число

— С октября 1943-го по март 1944-го я все время находился в боях. А 21 марта — это для меня было на войне какое-то роковое число — снова получил тяжелейшее ранение. Я заранее уже предчувствовал: что-то должно случиться, — поделился пережитым с «Амурской правдой» трижды орденоносец. — Нас послали Витебск брать, но до города мы не дошли...

Уже видны были окраины Витебска в дымке, как рядом разорвало снарядом мины. Что-то горячее ударило в голову. И весь мир в то же мгновение померк в черной темноте. Вот уже 65 лет ветеран Великой Отечественной живет с железными осколками в голове — последствие сразу двух проникающих черепно-мозговых ранений.

— Прямо на фронте в палатке полевого госпиталя мне извлекли часть осколков и остатки шапки из головы — вата попала в лобную часть и теменную, — Алексей Дмитриевич показал место ранения, которое по сей день пульсирует незаживающих родником. — Операцию делали без каких-либо обезболивающих, даже снотворных не давали.

— А спирту-то хоть стакан налили?

— Ничего не давали — некогда было. Хирурги привязали мне ноги и руки веревками к столу, чтобы не рвался от боли, и давай «шуровать». Слышал только в полубеспамятстве, как ножницы по черепу ширк-ширк… Там такие стоны отовсюду доносились. Как мы только это все пережили…

Небесные «ишаки»

Все палатки военно-полевого госпиталя были забиты до отказа. Очень много людей было с тяжелейшими ранениями.

— Я после операции должен был лежать 10 дней не шевелясь. И только на спине. Врачи предупредили: если будешь шевелиться, то мозговое вещество может выскочить в отверстия в пробитом черепе, тебе наступит конец!

А наступление продолжалось. Раненые все прибывали и прибывали. Содержать всех в лесу было уже невозможно. Встал вопрос об эвакуации. Обездвиженных солдат и офицеров вывозили из зоны боевых действий только на маленьких самолетах У-2. «Мессеры» за ними охотились, поэтому они шли низко над землей — на высоте всего метров 50. И вот на этих «ишачках», как их называли бойцы, вмещалось всего пять человек. А надо было успеть вывезти всех тяжелораненых. Алексею Кайденко посчастливилось остаться в живых. Хотя его эвакуация даже для войны была экстремальной.

— Меня подняли, куда-то потащили, стали закутывать в теплый ватный балахон. На голову шапку надели. Потом веревками стали привязывать к крылу самолета. Правда, я это понял уже потом. А сначала даже не сообразил, что лечу. Голова ведь была забинтована — только маленькое отверстие для глаз оставили. А потом потихоньку пошевелил головой, смотрю: боковина самолета, летчик сидит, головой крутит, чтобы «мессеры» не налетели. Думаю: «Где же это я?» — сегодня фронтовик улыбается, рассказывая про свой перелет, а тогда было явно не до смеха. — Освободил я осторожно голову из мешка, вижу: летим над землей, потом показались окраины Смоленска. Когда меня стали уже разгружать, обрадовался: «О!— думаю, — с каким я «комфортом» летел. И еще после этого жив остался!»

Правда, за свою любознательность Кайденко пришлось потом помучиться от боли.

— В каждую глубокую рану на голове были затолканы стерильные бинты, пропитанные зеленкой, длиной примерно полтора метра. Когда меня довезли до госпиталя в Смоленске и стали делать в стационарных условиях перевязку, оказалось, что эти проклятые тампоны засохли. Видимо, из-за того, что я в полете крутил головой и шапка слетела. Во время перевязки казалось, что мозг из головы вытаскивают….

Долечиваться фронтовику пришлось сначала в пути — пока месяц добирался из Смоленска до Читы в военно-санитарном составе, а потом — в санатории Забайкальского военного округа, где он пролежал до июня 1944 года. После этого его признали инвалидом и комиссовали. Алексей Кайденко вернулся домой на родную амурскую землю. Окончил в Хабаровске заочно юридический институт и потом еще 52 года успешно работал в органах прокуратуры.

— Начинал следователем в прокуратуре Благовещенска, затем десять лет был прокурором Константиновского района, еще пять лет возглавлял Тамбовскую районную прокуратуру, а последние годы трудился в аппарате областной прокуратуры. Сам попросился, чтобы меня перевели в город — поближе к областной больнице, но не будем об этом, — словно стесняясь говорить о своей инвалидности, махнул рукой ветеран.

Когда общаешься с этим человеком, диву даешься, откуда у него столько оптимизма? Даже сегодня, в свои 85, Алексей Дмитриевич на удивление остается бодрым и веселым.

И это несмотря на пережитое горе, многочисленные ранения и увечья. Так держать, гвардии старший лейтенант в отставке!

Возрастная категория материалов: 18+