Елена Павлова,

главный редактор

Самой запоминающейся командировкой за 16 лет работы в «Амурской правде» остается та, в которую я вряд ли бы поехала по доброй воле. Это сейчас могу придумать себе самый сложный, интересный, душевный маршрут или удивительного героя. А тогда, жарким летом 2005 года, шеф-редактор АП Мария Никитовна Торба отправила молодого журналиста в командировку в приграничное село Буссе Свободненского района. Оно гремело на всю страну из-за вспышки ящура.

В пять или шесть утра 17 июля, когда Благовещенск готовился с размахом отметить очередной день рождения, я села в старенькую «Волгу» агропромышленного департамента Амурской области и отправилась в Буссе. Вместе с нами ехал грузовик с продуктами. Это был первый за две недели груз для закрытого на карантин населенного пункта. Почти четыре часа по пыльным дорогам — и мы в убитом горем селе. Всех коров, быков и телят — больных и здоровых — там уничтожили. Нас пустили в Буссе всего на 40 минут. Помню, женщины ревели, рассказывая мне о своих кормилицах: Зорьках, Дочках, Апрельках. И признавались, что с компенсаций от государства за изъятый скот скинутся всем селом и поставят коровам памятник.

Не знаю, появился этот трагический мемориал или нет, но после моего животрепещущего репортажа из пострадавшего села коллега и друг Андрей Митрофанов создал нерукотворный памятник — написал стихотворение, посвященные невинно погибшим коровам. И строчку из него «Буссе, Буссе, ты стало адом» еще несколько лет цитировал весь отдел новостей «Амурской правды». Да что там, мы до сих пор эти строки помним.

Марина Москалюк,

редактор сайта ampravda.ru

— Самая запоминающаяся командировка — потому что самая длительная. Летом 2004 года я почти месяц ездила по Амурской области в составе «губернаторского поезда». Писали журналисты ручкой под стук колес, а потом передавали заметки в редакцию, позвонив по обычному стационарному телефону на ближайшей станции. Потому что сотовая связь в те годы была недоразвитой, а подключиться к интернету можно было, только промучив с час старенький модем где-нибудь в местном сельсовете.

За три недели мы побывали почти в сотне населенных пунктов, названия которых до этого турне я даже не слышала. Я написала десятки новостей о работе «губернаторского поезда» и несколько больших материалов — о заброшенных селах и заброшенных людях.

«Губернаторский поезд» — масштабный проект тогдашнего главы региона Леонида Короткова. Смысл — добраться до самых отдаленных и маленьких населенных пунктов, выяснить проблемы, поговорить с народом и оказать помощь. В составе поезда было несколько вагонов. Ехали специалисты соцзащиты, ЖКХ, жилищной инспекции, врачи, юристы, детский и пенсионный фонды. От железнодорожных станций до поселков добирались машинами, вертолетами и даже на лодках. В местных школах разбивали медпункты, во дворах — школьные ярмарки, в администрации вели прием губернатор и профильные специалисты, а в клубах артисты показывали представления.

Некоторые жители тогда, возможно, в первый раз видели живую обезьяну. И живого губернатора.

Несколько материалов, написанных в той командировке

Елена Васильева, спецкор

— Это была одна из первых моих командировок в «Амурской правде». Впервые я оказалась на севере Приамурья и впервые летала на вертолете. В ноябре 2011 года областная избирательная комиссия взяла с собой журналистов на досрочное голосование в труднодоступных территориях. На красно-белом Ми-8 за день мы облетели несколько охотничьих стойбищ в Мазановском районе. Кроме переносных урн и бюллетеней в вертолет грузили продукты и посылки для таежников. С нами даже летел щенок, вроде бы лайка. Очень милый малыш добирался вертолетом до нового места жительства — усадьбы где-то среди тайги.

Я потерялась в пространстве сразу после того, как из вида пропал Новокиевский Увал, откуда мы стартовали. И на весь полет прилипла носом к иллюминатору. Почти все время под нами была заснеженная тайга. Сплошные деревья и блестящие под солнцем белые полосы рек. Было очень красиво. А еще очень холодно. Впрочем, это не помешало мне стянуть шапку ради фотографии на фоне вертолета.

В каждой таежной точке голосовали 4—5 человек. Причем некоторые, чтобы исполнить гражданский долг, преодолели несколько километров. Удивительные люди, которые, кажется, живут почти на краю земли, где до ближайших соседей несколько часов езды на снегоходе, а из всех благ цивилизации — только старый радиоприемник. Зато гостеприимство их беспредельно — желанием накормить путников до отвала с ними могут сравниться только бабушки.

Ирина Ворошилова, спецкор

 — Сектагли. Название этой труднодоступной таежной метеостанции я запомнила на всю жизнь. Это была моя первая журналистская удача — увидеть, какой бывает жизнь в самом сердце тайги в десятках километров от цивилизации. Там, в верховьях реки Буреи, в изоляции жила семья метеорологов. Станция находилась севернее Чегдомына — это уже территория Хабаровского края, но почему-то относилась к амурской метеорологической сети.

Это были трудные девяностые годы. После развала большого советского государства на гидрометслужбу одно время вообще никто не обращал внимания — она финансировалась по остаточному принципу. Не хватало денег даже на оплату коммунальных услуг Гидрометцентра, не говоря уже о содержании метеостанций. И особенно таежных, таких как Сектагли, куда, кроме как на вертолете, фактически ни на чем больше не добраться. Стоимость каждого такого полета обходилась службе в копеечку. Поэтому все необходимое для жизни людей и функционирования метеоточек завозили раз в год, загружая «крылатую машину» по полной. 

Весной 1997-го на Сектакглях сложилась тревожная обстановка: продукты закончились, метеорологи испытывали нужду, и руководство Гидрометцентра делало все возможное, чтобы быстрее загрузить необходимым провиантом вертолет лесоохраны, где нашлось место для корреспондентов АП. До сих пор перед глазами несколько строений на крутом берегу в окружении леса и сопок, исхудавшие лица метеорологов, вышедших встречать «вертушку» с продовольствием, и радостный лай дворняжки, которая прыгала вокруг нас на трех лапах — случайно угодила в капкан, приготовленный для лесного зверя.

Я познакомилась с людьми, имена которых даже не запомнила, но несколько часов, проведенных на той таежной метеоточке, изменили мое мироощущение. Я увидела людей, которые варили пустую баланду из горсти крупы с остатками муки, потому что у них не было ни картошки, ни масла подсолнечного для зажарки супа. Они забыли вкус мяса, потому что патроны давно закончились. О куске сахара только мечтали. Но каждый день проходили километры по тайге, чтобы проверить свой гидропост, в любую погоду регулярно делали необходимые замеры на метеоприборах.  Передавать сводки нужно каждые три часа. И свою работу метеорологи из Сектаглей выполняли четко, несмотря на то что государство о них забыло. 

Такие же сильные смешанные чувства (стыда за свою обновленную страну и гордости за ее людей) я испытала во время командировки в среднебельский вертолетный полк. Это было незадолго до его сокращения — из трех эскадрилий оставляли только две. Помню, водитель притормозил возле двух допотопных зданий, и у меня вырвалось: «Боже, в каких лачугах солдаты живут?!»  «Да что вы, — успокоил сопровождающий нас офицер, — это у нас штаб». Материальная база в героическом полку настолько оставляла желать лучшего, что там не в состоянии были построить себе даже новый штаб. Было начало августа, а в тот день, когда мы приехали, вертолетчикам выдавали зарплату за март, апрель и май… 

И при всем при этом меня поразил оптимизм командира — полковника Юрия Чебыкина. Несмотря на всеобщую разруху, в военном поселке не чувствовалось упаднического настроения.  Авиаторы сами «лечили» ветхие здания подручными средствами, разбирая понемногу брошенные по соседству полуразрушенные объекты, снимали фильмы о жизни своего летного городка, в клубе кипела творческая жизнь. Гарнизонный вокально-инструментальный ансамбль «Вираж» на областных конкурсах занимал призовые места.

Но ни одна из проблем, которых в полку было выше крыши, не била так больно, как отсутствие топлива. Отчасти спасал тренажерный зал, предназначенный для отработки летным составом элементов полета на земле. Но у любого пилота одна мечта — высота. Чтобы они совсем не забыли небесную высь, комполка договаривался с руководством магдагачинского вертолетного полка (там с топливом было немного получше), и среднебельские вертолетчики на их «вертушках» и керосине иногда совершали полеты. «Как бы там ни было, а помирать ни физически, ни духовно здесь никто не собирается. Мы — оптимисты!» — улыбался командир, когда мы прощались у памятника летчикам, погибшим в горячих точках.  Рядом бегали мальчишки.  «Пацаны, кем стать хотите, наверное, летчиками?» — остановила я одного. — «Не, я хочу быть милиционером».   Остальные все как один ответили: «Хотим быть продавцами. Они больше денег зарабатывают». Такое было время. 

Мария Мурашко,

редактор ленты новостей сайта ampravda.ru

— За почти 15 лет работы в лучшей газете командировок было немало. Каждая — уникальна и по-своему незабываема.

Самая первая настоящая командировка состоялась в 2007 году в город Зею, куда мы отправились на поезде с фотокорреспондентом Андреем Оглезневым. Впервые в жизни я увидела север родной области и побывала на одной из главных достопримечательностей — Зейской ГЭС. Это было настоящее приключение, до сих пор помню эмоции от командировки. А самой дальней в моей практике стала командировка в Москву на пресс-конференцию президента Владимира Путина.

В ушедшем году одним из самых ярких стало мое путешествие в поисках таинственной «Шамбалы». Ее на берегах Нижне-Бурейского водохранилища создал удивительный человек Владимир Пинегин. Вместе с фотокорреспондентом Андреем Ильинским и водителем Андреем Дружиным мы пробирались по извилистой тропе в сопках, боясь потерять колеса автомобиля. Но нелегкий путь стоил того! Неописуемая красота этого места сразу покорила не только мое сердце, но и моих по-мужски суровых спутников. Подвесные мосты, ванны на берегу рукотворного моря, дома, словно приклеенные к отвесным скалам — все вокруг показалось удивительной сказкой. Но самое главное то, что не передать словами — атмосфера амурской Шамбалы. Это — слияние природы и человека. Создатель базы альпинист Владимир Пинегин для меня оказался человеком без возраста, а сказанные о смысле жизни слова запали в душу. Настоящий хозяин тайги не сразу открылся нам, но расставались мы уже родными душами. Думаю, наш материал, украшенный великолепными фотографиями Андрея Ильинского, заманил в это место немало амурчан.

Наталья Фадеева, обозреватель

— Несколько лет назад «Амурская правда» придумала интересный проект «Имя на карте», рассказывающий о селах с необычными называниями. За несколько лет практически все журналисты проехали по самым удаленным и забытым амурским уголкам.

Посчастливилось открыть новые имена на карте Приамурья и мне. Особенно запомнилась поездка в крохотное село Хохлатское Ромненского района. Выбрали его тогда не случайно — незадолго до этого Крым и Севастополь вновь стали российскими. 

Обитаемыми в Хохлатском в то время оставались всего 12 домов — жили в домиках за покосившимися заборами одни пенсионеры. Ни своей почты, ни магазина, ни клуба. Но жизнь в заснеженном селе, затерянном среди вековых сосен, была. Я помню, как радовались старики приезду «Амурской правды» — возможности высказаться, вспомнить прошлое и помечтать о будущем. До слез тронуло, как старожилы практически всем составом вышли нас провожать.

Уже на выезде машину остановила старейшая жительница Лидия Михайловна Гордиенко. За 47 лет непрерывного стажа она поработала в сельской библиотеке, заведовала клубом, а потом несколько десятков лет была почтальоном. Разносила письма и в зной, и в метель, всегда ходила с неизменной тяжелой сумкой на плече: зимой — пешком, летом пересаживалась на велосипед.

«Вот, нашла! — выдохнула селянка и отдала нам самое ценное — свою сумку почтальона. — Это вам в подарок за то, что не забываете про жителей Хохлатского». Слезы тогда навернулись и у меня, и у нашего замечательного фотокорреспондента Андрея Оглезнева. Кстати, фотография Лидии Михайловны украсила первую полосу одного из четверговых номеров «Амурской правды». Хочу вернуться когда-нибудь в Хохлатское…

Арина Шевченко, обозреватель

— Когда друзья нашей газеты — семья фермеров Кустовых из Гродекова — рассказали, что в семи километрах от их села находится городище, сохранившее следы древних людей, живших там с IX века, я не поверила. Самым невероятным было то, что местные земледельцы до сих пор достают из распаханной почвы их вещи — обломки глиняной и керамической посуды, монеты, бусины, наконечники стрел. Чтобы увидеть это своими глазами и тоже испытать удачу, в приграничную экспедицию мы отправились вместе со старшеклассниками местной школы и их учителем истории Сергеем Бердником. Это путешествие стало моей самой волнующей журналистской находкой прошлого года.

Уникальный археологический памятник площадью 34 гектара раскрыл нам свои краеведческие тайны. За тысячу лет пожить на амурской земле успели племена мохэ, чжурчжэней, дючеров, маньчжуров. Мы увидели старое маньчжурское кладбище, поднялись на гребень оборонительного вала. Отсюда в начале восьмидесятых годов XVII века армия маньчжурских воинов делала набеги на Албазинский острог. Венцом командировки стали необычные находки на картофельном поле среди камней и сухой ботвы. Прочесывая ряды, мы с ребятами нашли фрагменты древней керамики и одну китайскую монету. Это был самый увлекательный урок краеведения за всю мою жизнь, который не смогли испортить полчища комаров, хмурое небо и километры грязи под ногами.

Яна Колода,

специалист по имиджевым материалам

— Настоящую жизнь людей, живущих в одной стране и даже в одном районе, можно узнать, только если уехать подальше от благополучного центра с водопроводом, тротуарной плиткой, оптоволокном, супермаркетами, фитнес-центрами, маникюрными салонами и прочими благами цивилизации, которые житель XXI века воспринимает как должное. Мои самые интересные и запоминающиеся командировки связаны с поездками в те места, где этих благ у местных жителей практически нет. В отдаленные уголки, где совсем в другом мире живут удивительные люди, те самые праведники, без которых не стоит село.

В Свободненском районе, где я бываю чуть более чем очень часто, 15 сельсоветов. Я бывала почти во всех. Здесь есть села, в которых, вопреки официальной статистике, живут чуть более десятка человек. Живут без салонов красоты, спортивных секций, школ, садиков, больниц и даже магазинов. В Кургане, который местные называют «наша Рублевка», всего две улицы, на которых постоянно проживают 13 человек. Местные пенсионеры каждую зиму ходят друг к другу в баню: неделю топит один сосед, неделю — другой. Курган считается спутником Циолковского, до которого «20 минут, если через лес». «У нас тут земляника, голубика, грибы — все растет, и белки в лесу водятся. Белка, она ведь как индикатор. Если белки есть, то и люди жить могут», — безапелляционно заявляют курганцы.

В другой деревеньке с эвенкийским названием живет семья старосты, воспитывающая восьмерых детей. Глава — Владимир Кислов, который стал отцом очаровательной Марьяны в 69 лет, говорит: «У меня есть все!» В соседней Костюковке всю жизнь прожила старейшая жительница села Татьяна Александровна Кравченко. Баба Таня родилась 13 января 1928-го. Потомок костюковских первопоселенцев, которые на Амур добирались целый год, с 16 лет работала на лесозаготовках за паек хлеба в 200 граммов и полвека дояркой в колхозе со звучным именем «Родина». Считала один выходной в месяц «за счастье». Вековой дом деда бабы Тани сохранился до наших дней. Иконы в красном углу стояли в нем даже при советской власти, которая могилы первопоселенцев по «доброй» традиции сровняла с землей. Бабы Тани не стало в ноябре прошлого года.

Еще одна точка на моей карте командировок — маленький поселок с гордым названием Орлиный — бывший военный городок, известный как Свободный-21. В двухэтажном военном когда-то госпитале сегодня — амбулатория. Ею руководит Лариса Назарова, первая глава поселка. В этом госпитале, построенном по проекту Берии, можно снимать фильм о буднях советской медицины в 1960-х. Но Орлиный, в котором никогда не было стационарной связи, «продолжает жить», как уверенно заявляет Лариса Николаевна. Все мои герои верят в лучшее. Верят и надеются, несмотря ни на что.

Ольга Гордиенко, спецкор

За почти 17 лет в газете в памяти осталось много знаковых и душевных командировок. Никогда не забуду, как удивил Углегорск, где мы и влюбленные в космос люди боролись за сохранение космодрома Свободный; как впервые увидела лотосы и журавлей в красивейшем Хинганском заповеднике; как не сходила улыбка с лица, пока я была на детской железной дороге в Свободном; как в 2013-м удалось впервые полетать на вертолете и вблизи наблюдать за мощнейшими холостыми сбросами на Зейской ГЭС; и как до сих пор чувствую причастность к истории, ведь на моих глазах началась стройка и росла Нижне-Бурейская ГЭС… Но в эпоху коронавирусного «железного занавеса» с особой ностальгией вспоминаются поездки за пределы региона — благодаря профессии увидела Байкал, олимпийский Сочи, трижды славный город Углич, где находятся единственный в России музей гидроэнергетики и старейшая ГЭС, Москву, и, конечно же, ставший родным всем амурчанам — Китай! Из трех моих командировок в Поднебесную, безусловно, самой длительной и запоминающейся стал международный медиатур, старт которому в Пекине дали Владимир Путин и Си Цзиньпин.

Это было лето 2016 года, но я словно вчера переживаю, откроют ли мне первую журналистскую визу, как же самостоятельно добраться по маршруту Хэйхэ — Харбин — Пекин теплоходом, китайскими поездами… Впечатлила экскурсия в ведущую газету «Жэньминь жибао», которая оказалась огромным холдингом (внутреннюю кухню там раскрывали менее охотно, чем позже свои секреты наш космодром!), и как нас досматривали, прежде чем мы попали к лидерам двух крупнейших стран мира. Это оказалось очень волнительно! С каким же пиететом китайские коллеги расспрашивали о нашем президенте, как трепетно готовились к церемонии открытия (а потом во время поездки по приграничным регионам России каждый из иностранных участников обязательно сфотографировался в том же кресле и месте, где сидел или стоял Путин). Для нас даже сшили форму — брендированные ветровки, рубашки поло и кепки. 

Фото увеличивается по клику

В Доме народных собраний мы провели в ожидании несколько часов. В отличие от счастливых собратьев по перу и микрофону из КНР, предвкушавших исторический момент, я переживала — что же писать: мы были действующими лицами, (а не освещали визит), брифинг вычеркнули, но репортаж-то никто не отменял. К счастью, Владимир Владимирович спас ситуацию, подарив нам единственную цитату. На память о событии  у меня остались лишь пару селфи «до» и фотокарточка всех участников медиатура. Для главного кадра с лидерами двух стран хозяева очень долго выстраивали нас (более 50 российских и китайских журналистов и официальных лиц) , оценивали рост и внешность. Меня поставили по диагонали от председателя КНР. Потом мы, кто оказался в центре, шутили, что будем вырезать в кружок фото и показывать на таможне и китайским друзьям — ведь двое глав государств сразу вызывают у жителей Поднебесной восторг и зависть. Снимки, кстати, нам привезли прямо в аэропорт через несколько часов.

Затем мы побывали в Амурской области, пролетом — в Хабаровске и в Приморье. И если некоторые из многочисленных ТОРов, предприятий и мероприятий за двухнедельную поездку уже смешались в голове, то на всю жизнь впечатлили наш космодром Восточный, душевность  самого  вежливого города страны - Белогорска (один из участников тура был автором фото «вежливых людей», которое послужило прототипом знаменитому памятнику), а также мосты Владивостока, казино, готовящийся к открытию океанариум, гигантский ДВФУ, современный медцентр, шикарный остров Русский… Мы увидели, как собирают автомобили Mazda, производят преформы для ПЭТ-бутылок, поднялись в тумане на вышку в порту Владивостока и дружно влюбились в лагерь «Океан». 

Екатерина Гвоздовская, спецкор

Первая командировка на весь день, первое путешествие на Бурейское водохранилище, первая рыбалка. И первое (и последнее, я сделала выводы!) «по шапке» от редактора — я умудрилась перепутать имя 11-летнего рыбака. Прошло 9 лет, а я до сих пор помню, что его звали Максим. Максим, а не Игорь! С тех пор все имена — по буквам под запись, и еще погуглить для верности перед сдачей материала. Тогда, летом 2012 года, мы отправились на Бурейское море, чтобы осветить проблему мусора на его берегу. Мусор был, и проблема была. На фото Андрея Оглезнева — несколько специалистов разных ведомств и управлений, рассказывавших, почему проблема острая и отчего ее не удается решить. Но в моей памяти — жаркий июнь, рокот катера, слепящее солнце на поверхности воды, первая щука, пойманная на удочку (тогда один из местных рыболовов вызвался показать журналистам настоящую рыбалку), счастливый мальчишка (Максим, а не Игорь!) с рыбиной в руках.

После было множество интересных, сложных, легких и трудных командировок. С фотокорами (а иногда и водителями) «Амурской правды» мы протаптывали маршруты Кедрового озера, отправлялись на кроличьи, козьи, молочные, свинофермы. Знакомились в крохотных поселках с медсестрами, принимавшими первые роды с телефоном в руках, находясь на связи с благовещенскими коллегами. В этих маленьких селах чаще всего и встречались люди с большой буквы — учителя, фермеры, предприниматели — влюбленные в свое дело, живущие в первую очередь не для себя, а для тех, кто рядом. Я очень люблю свою работу, и именно командировки не дают забыть, для кого мы ее делаем.

Варвара Носырева,

выпускающий редактор 

— Много разных командировок было за годы работы в «Амурской правде», но больше всего мне запомнилась парочка поездок, связанных с животными.

Никогда не забуду, как отправилась на скотобойню в Свободном. Я была шокирована историями о том, как крупными слезами плачут коровы перед убоем и как страшно кричат обреченные свиньи. Мясник показывал нам ножи, похожие на реквизит фильма ужасов, от запаха сырого мяса мутило, повсюду лежала свежина. Я умудрилась поскользнуться и упасть в лужу крови на полу. После той командировки месяца на три стала вегетарианкой — мясной кусок в горло ну никак не лез. И до сих пор, когда на тарелке мясо, нет-нет да и проскользнет в душе чувство вины в духе «птичку жалко». Но, как говорится, се ля ви.

Во время другой командировки я чуть не попала в лапы хищника. Мы ездили в село Игнатьево к медвежатам Мише и Маше. Косолапые были подростками, но когти уже отросли, как у Фредди Крюгера. Я подошла к клетке, чтобы бросить милым с виду мишкам замороженную рыбу. Ну и, конечно же, снова поскользнулась. Рухнула впритык к решетке и, не успев опомниться, обнаружила в паре сантиметров от себя меховые лапы с длинными острыми когтями, пытающимися меня достать. Стремительно отползла от клетки. Неразберихой ловко воспользовалась местная собака: когда я падала, замороженная рыбина выскочила у меня из рук и шлепнулась на снег. Дворняжка в ту же секунду ее схватила и скрылась в неизвестном направлении.

Было и еще одно задание, которое запомнилось больше других. И хотя эта «командировка» оказалась недалекой — прямо в центр амурской столицы, но зато одной из самых интересных. Я и тогдашний фотокор АП Сергей Лазовский стали первыми журналистами, которые забрались внутрь Триумфальной арки на набережной Благовещенска и поднялись на ее крышу, вблизи увидев ставни с иконами. Впечатления были непередаваемыми: с одной из ставень на нас глядел яркими голубыми глазами Николай II, последний император Российской империи. Приоткрыв деревянную ставню, мы любовались набережной и видом на Китай с 20-метровой высоты царских ворот.

Лариса Хатамова, обозреватель

— Не знаю, как у коллег, но у меня в предчувствии некоторых командировок чешутся ладошки. Особенно, когда прикасаешься к темам давно минувших дней. К местам или людям — хранителям тех воспоминаний. Год назад я рассказывала читателям АП о послевоенных переселенцах из стран Прибалтики — латышах, литовцах, эстонцах. В конце 40-х годов их целыми эшелонами отправляли в Приамурье. Большинство семей спустя годы вернулось все же на родину, но кое-кто остался на амурской земле. Например, семья Юрия Слесериса из села Междугранка Белогорского района. Мальчиком он приехал сюда с родителями, тремя сестрами, бабушкой и дедушкой. Вещи семьи умещались только в несколько узелков.

— Да что было взять, когда нас, детей, выбрасывали из окон в одних трусиках. Пинка под зад — и иди! Хорошо, что живы остались, кого-то ведь расстреляли. Так вот нас раскулачивали, — рассказывал он мне про 1949-й год. В прошлом году они с супругой Валентиной Ивановной отметили 53 года, которые прожили без штампа в паспорте, вырастив троих детей. Как репрессированному, государство доплачивало амурчанину к пенсии по 600 рублей в месяц.

Сегодня тех сел, где после войны жило более двух тысяч семей переселенцев, уже нет. Вишнёвка, Березняки, Черная Речка — в людской памяти сохранились только названия (иногда еще указатели на картах). Хотя «европейцы» после себя много что оставили: фруктовые сады, парки, фермы, водокачки, коптильни, сельхозмастерские. Даже специальные боксы-холодильники: зимой в них заливали чистую воду, накрывали соломой, а летом оттуда брали лед. Кстати, в раствор для кирпичной кладки латыши добавляли куриные яйца. И до такой степени он был крепок, что кое-где даже сохранились остовы их хат.

Возрастная категория материалов: 18+